Виктор Точинов - Сказки летучего мыша

Одновременно:

С жилищем покойного Ворона ничего впечатляющего не происходило. Внимательно наблюдая за старым домом, можно было увидеть, как дерево стен на глазах темнеет, как с удивительной скоростью расползаются по нему осклизлые пятна плесени. Но свидетелей у неимоверно быстрого разрушения не оказалось – в других частях Спасовки происходили более интересные события. Подгнивший конек крыши с треском просел, стропила обваливались одно за одним, побуревший шифер хрустел, ломался… Дом сначала медленно – потом быстрее, быстрее – начал крениться, заваливаться на одну сторону, бревна верхних венцов выскальзывали из обвязок…

Через пару минут от родового гнезда Воронов осталась груда дерева, стремительно превращающегося в рыхлую труху.

Одновременно:

На Чертовой Плешке заметных глазу катаклизмов не случилось. Привязанная на длинной веревке коза прекратила меланхолично щипать траву – пробежавшая по земле легкая дрожь передалась ее копытам. Дрожь не повторилась. Коза вернулась к прерванному занятию.

Одновременно:

Графские развалины находились в геометрическом центре потрясений, прокатившихся по Спасовке и окрестностям. Но сам особняк угодил в «мертвую зону». Ни единого камешка не упало со старых стен.

Вместо этого упал человек.

Чагин.

Шел уверенной поступью в западное крыло, где испуганной кучкой сбились у стены захваченные девчонки, – и рухнул лицом вниз.

Боец, шагавший следом, кинулся помочь начальнику подняться, – но замер на месте. Показалось: от головы седоголового метнулось в сторону что-то длинное, гибкое, извивающееся – но видимое лишь по шевелению густой травы… Метнулось и исчезло.

Парень осторожно приблизился. Чагин лежал неподвижно – ни стона, ни движения. Змея? Укусила? Он бережно перевернул шефа – и с криком отшатнулся от оскаленной гримасы изрядно разложившегося мертвеца.

Подбежавшие рапировцы стояли над трупом молча, оцепенело. Потом, так и не обменявшись ни словом, потянулись в зал с заложницами.

Всё было кончено – но никто не хотел первым сказать об этом. Наконец один на что-то решился. По-прежнему молча пробежался внимательным взглядом по школьницам – те вздрагивали, сжимались. Выбрал одну, ухватил за рукав. Девчонка заверещала, когда он начал сдирать с нее белую блузку, но не сопротивлялась. Оттолкнув ее сторону, боец привязал блузку к стволу автомата, просунул оружие в оконный проем, замахал вправо-влево…

Алекс повернул эбонитовую рукоять. Она пошла туго, затем внутри коробки раздался металлический щелчок… Готово! Сейчас, сейчас…

Он ждал страшного удара, испепеляющей вспышки – но они не приходили. Секунда, другая, третья… Ничего.

Аделина засмеялась. Золотой диск сорвался с ее пальца и полетел к Алексу. Он не заметил полет – склонившись к металлической коробке, в отчаянии тряс ее, снова и снова поворачивал рукоять…

Что-то ослепительно сверкнуло перед глазами Алекса, закрыв взрывное устройство. Мир вокруг закувыркался, он увидел летящий в лицо каменный пол, потом темноту пещеры, потом Аделину, выхваченную из мрака лучом фонаря, потом снова камень – гораздо ближе, потом – скосив глаза, боковым зрением – нелепую, неправильную фигуру с металлической коробкой в руках, потом камень ударил Алекса в лицо, совсем не больно, и всё завертелось вовсе уж быстро: камень – мрак, камень – мрак, камень ударял по голове всё чаще, она откликалась неприятным хрустящим звуком.

Потом мелькание прекратилось, и открылась бездонная чернота, и Алекс падал туда очень долго.

Наверное, от удара она потеряла сознание. По крайней мере, в ходе событий образовался провал: только что Женька чувствует необычайную легкость во всем теле и видит несущуюся на нее поверхность болота – и вот уже холодная жижа лезет ей в рот и нос.

Она забилась, разбрасывая по сторонам тяжелые торфяные брызги. С трудом выпрастала из вязкого плена одну руку. Ухватиться не за что… Плавала Женька плохо, но в трясине и самому искусному пловцу не помогли бы его умения.

Женька вывернула шею, пытаясь сзади углядеть хоть что-то, способное принести спасение – кустик, болотную кочку… От резкого движения ушла в топь еще глубже, жижа опять полезла в рот, но – о, чудо! – рядом оказался их пенопластовый плотик!

Рядом – но Женьке не хватило считанных сантиметров, чтобы зацепиться за край. Она отчаянно работала руками, ногами, всем телом, пытаясь выиграть эти сантиметры. Тщетно… Рука бессильно упала на чавкнувшую поверхность. Медленно погружающиеся пальцы коснулись чего-то твердого.

Палочкой-выручалочкой оказался обломок одной из досок, которыми Борюсик соединил два пенопластовых листа. Женька этого не знала, но вцепилась в доску, не почувствовав боли от вонзившегося в ладонь гвоздя. Потянула, подтащила не то себя к плотику, не то плотик к себе, схватилась уже двумя руками…

Трясина отпускала несостоявшуюся жертву медленно и неохотно – но в конце концов отпустила. Женька бессильно вытянулась на плотике. Коричневые струйки стекали с намокшей одежды, расползались по пенопласту.

А остальные? Борюсик? Алька? – пришла вдруг мысль. Радость от собственного спасения мгновенно улетучилась. Женька начала было приподниматься – оглядеться, позвать ребят – и тут плотик резко качнулся. Она обернулась и увидела перемазанные пальцы, соскользнувшие с дальнего края плота. Потом рука снова появилась и снова схватилась за пенопласт – пальцы глубоко вдавились в мягкую крошащуюся поверхность.

Женька аккуратно, чтобы не нарушить шаткое равновесие, проползла к тому краю – протянуть руку, помочь – и встретилась взглядом с Гномом.

Она завизжала, изо всех сила ударила кулаком по его запястью, и делала что-то еще – потом Женька не могла вспомнить, что именно, да и не старалась – отдирала ли его пальцы по одному, или попросту запустила в них зубы, или…

Рука Гнома исчезла, но Женька била и била по краю плотика. И визжала. Истошно визжала.

Замолкла она, когда пузыри перестали медленно протискиваться сквозь ил в том месте, где топь сомкнулась над Андреем Гносеевым.

– Борька! Альзира! – крикнула она спустя минуту, или спустя долгие часы – время остановилось и солнце навеки повисло в зените.

Она кричала. Ответа не было.

Кравцов почти не обратил внимания на голову Алекса, покатившуюся куда-то в темноту. И не удивился, что обезглавленное тело продолжает стоять на ногах.

Потому что именно в этот момент из Аделины словно выдернули внутренний стержень. Или словно невидимый кукловод вынул руку из не нужной больше куклы-перчатки. Девушка оплыла на камень – Кравцов, метнувшийся было к автомату, едва успел ее подхватить.