Виктор Точинов - Сказки летучего мыша

Сейчас начнется, понял дон Пабло. Но почему же чернокнижник остался внутри пентагонона? Согласно всем канонам его черного искусства начертанная фигура должна защищать от вызываемой сущности и подчинять ее воле творящего заклятие человека. Остаться же внутри магического многоугольника – в лучшем случае совершить быстрое, но болезненное самоубийство. А в худшем…

Инквизитор похолодел от страшной догадки. Что, если маг выбрал именно худшее? Не пытаться управлять неразумной и сокрушающей всё силой – а слиться с ней, стать частью ее и сделать ее частью себя. Никому раньше не удавалось такое. Но это отнюдь не значит, что не удастся никогда…

Как бы то ни было, Алгуэррос остался у алтаря. Простер руки перед собой, медленно и протяжно начал творить заклинание. Язык на сей раз оказался другой – дон Пабло не понял ни слова. Порой вроде мелькали знакомые древнееврейские корни, но смысл ускользал.

Звучный голос мага отдавался эхом во всех закоулках пещеры. Свечи колебались в такт словам. Девушки стояли неподвижно. По спине ближайшей к дону Пабло сбегали крупные капли пота. Он перевел взгляд на другую, стоявшую вполоборота к инквизитору на соседней вершине пентагонона. Совсем девчонка: угловатая фигура, едва наметившаяся грудь. Судя по светло-рыжему цвету волос и белой коже в россыпях веснушек – чухонка. А может и русская из северных краев… По ее телу и неподвижно застывшему лицу тоже стекали струйки пота, хотя в пещере было не жарко… В опущенной правой руке девчонка сжимала странный и неприятный нож – с двумя лезвиями, расставленными на ширине человеческих глаз.

Инквизитор присмотрелся: клинки у пленниц отличались друг от друга. Два тонких, похожих на стилет дона Пабло, – причем одна девушка взяла стилет в правую руку, а другая в левую. У связанной оружия не было – но в руке стоявшего рядом прислужника поблескивал широкий нож с искривленным лезвием. Наконец, пятая – высокая, черноволосая, очень красивая – держала жутковатого вида гибрид пилы и кинжала.

…Заклинание казалось бесконечным. Дон Пабло ждал, когда же по ведущему сюда ходу загремят сапоги солдат. Ничего. Тишина. Не отыскали люк? Не мог же драгунскую роту надолго задержать Филька Ворон, пусть даже с парой дюжин загодя заряженных ружей…

А затем произошло странное.

До сих пор Кравцов подробно наблюдал, как разворачиваются события. Наблюдал глазами двух людей – дона Пабло и драгунского поручика Баглаевского.

Но сейчас рассказчик – Летучий Мыш – словно бы сошел с ума. Или понял, что не успевает рассказать до конца свою сказку…

И картинки начали сменяться с мелькающей быстротой, как в бешено вращающемся калейдоскопе – Кравцов порой не успевал понять, чьими глазами он смотрит на происходящее.

…Пороховой дым густо клубится. Режет глаза. Щиплет глотку. Ворон (или Ворон-Кравцов?) мечется в этом дыму – неимоверно быстро. От одной бойницы к другой. Стреляет, стреляет, стреляет… Правое плечо – сплошной синяк. Фигуры в синих мундирах бегут к срубу медленно-медленно, как сквозь вязкий сироп. И, столкнувшись с горячим свинцом, так же медленно падают.

…Ей (девушке-Кравцову?) хочется закричать. Хочется отшвырнуть нож. Хочется бежать отсюда… Она стоит. Голос мага гремит в голове гулким барабаном. Она не понимает слов – но откуда-то знает всё, что должна сделать. Ее рука с ножом поднимается. Раздвоенное лезвие приближается к лицу. И резко – в глаза. А-о-оуа!!! Багровая темнота.

…Грохот. Обломки двери влетают внутрь. Острая щепка вспарывает щеку. Кровь. Он (Ворон-Кравцов?) не замечает. Стреляет сквозь дым. Крики, хрипы. Снова грохот. Двое людей в синем протискиваются внутрь. Он убивает одного выстрелом в упор. Второй поворачивается – медленно, тягуче. Так же медленно поднимает палаш… Он вспарывает драгуну глотку. Кровь толчками выплескивается на белый отложной воротник.

…Дон Пабло (инквизитор-Кравцов?) видит, как девушка плавно выдергивает клинок из своих глазниц. Как спокойно наклоняется вперед. Кровь двумя струйками льется в каменный желоб. Кровь головы, понимает он. И знает, что будет дальше. Так и есть: две девушки синхронными движениями стилетов режут себе запястья – одна левое, другая правое… Кровь сердца и кровь печени падает на пятиугольник.

…В срубе – бойня. Тела в окровавленных синих мундирах кучей громоздятся у входа. Шагая по ним, внутрь врываются новые. Ворон (Филька-Кравцов?) убивает их. Он движется куда быстрее противников. Драгуны не успевают понять, что происходит в затянутом дымом срубе – и падают мертвыми. Но их слишком много.

…Баглаевский (поручик-Кравцов?) что-то кричит – и сам не слышит себя за грохотом выстрелов. Впереди – спины в синих мундирах. Толкаются, стремятся протиснуться в узкую дверь.

…Черноволосая красавица с маху втыкает себе нож-пилу в низ живота – и Кравцова пронзает нестерпимая боль. Страшное орудие ползет вверх, вспарывая брюшину, выворачивая наружу кишки. Девушка – и Кравцов вместе с ней – опускает глаза, видит кошмарную рану… И всё исчезает. Темнота и тишина.

Это было похоже на пробуждение похороненного заживо – пробуждение в кромешной мгле и полном безмолвии. Пробуждение со связанными руками, с заткнутым ртом и с органами чувств, не чувствующими НИЧЕГО. И с сознанием, в котором нет ни мыслей, ни ощущений, кроме одного-единственного: Я ЕСТЬ, Я СУЩЕСТВУЮ.

Потом включилась память – и поток воспоминаний испепелил Кравцова. Ту его составляющую, что слушала сказку Летучего Мыша… Человеческий мозг не сумел бы понять и даже вместить память существа, неимоверное число лет – миллионы, миллиарды – проведшего в бесчувственном забытьи. И не вместил – был извергнут, вышвырнут наружу, как докучливая соринка, угодившая в глаз, как хрустящая на зубах песчинка…

Но за кратчайший миг тождества с Тварью он успел понять, кто она такая. И мимолетно пожалел пленницу, разбуженную алчущим власти убийцей. Но гораздо сильнее испугался…

А потом он вновь увидел, как драгуны Баглаевского штурмуют сруб…

Порыв ветра наконец рассеял удушливое облако. Поручик видел, как солдаты второго взвода врываются в сруб, слышал изнутри звон оружия и крики, полные боли и ярости…

Рукопашная схватка затягивалась. Похоже, лиходеев там больше, чем показалось по частоте их стрельбы. И сопротивляются они отчаянно.

Затем все стихло.

Третий взвод подходил к срубу неторопливо, шагом. Сейчас главное – не дать никому вырваться из ловушки. Баглаевский со шпагой в руке шагал позади. Недоумевал – почему никто из второго взвода не спешит с докладом? Ну наконец-то – на пороге возник силуэт в мундире и треуголке…