Виктор Точинов - Ностальгия

Один прибыток – вызывающая ностальгические чувства жестянка. Сергей как раз размышлял, что приспособить для хранения купленных сверл, вот и тара появилась.

Обидно… Оказывается, и на пятом десятке в глубине души жил мальчишка, мечтающий найти клад, – поманили и обманули. Обманщиком, виновником своего разочарования Сергей считал проклятого экстрасенса, кого же еще…

С вялым любопытством он пересчитал купюры, оказалось их ровно двести. Двадцать тысяч. Неплохо по тем временам… Сколько стоила отцовская «Волга»? Пять тысяч? Шесть? Конечно, так просто ее не продавали: хочешь кататься – записывайся в многолетнюю очередь. Но на авторынке, хорошенько приплатив, можно было стать владельцем самого престижного в те годы автомобиля. С этакой пачкой – легко. И на вступительный взнос в жилищно-строительный кооператив еще осталось бы, и на многое другое…

Но хозяин жестянки не вернулся за своим богатством, и оно превратилось в ничто. Можно даже попытаться выяснить, кто именно замуровал здесь заначку, но стоит ли? Ясно, что не честный труженик, отчего-то не доверявший Сбербанку. Жаль, что не валютчик, – уж тот бы предпочел ленинскому профилю портреты заморских президентов…

…Ночью приснился ностальгический сон: пыльная дорога где-то на юге, синее-синее небо, ослепляющее солнце, их «Волга» с нестерпимо сверкающим оленем на капоте, рядом с машиной отец и мать – молодые, чему-то смеющиеся… Живые.

Проснулся с тоскливым, щемящим чувством невозвратимой потери.

– Поговорить с ним не получится… – ответил Антон после долгой паузы. Интонацию ответа Сергей попросту не понял.

– Почему? В пятницу ведь сам рвался пообщаться…

– Умер. Самоубийство. Повесился в развалинах дома престарелых. Ну, того, который…

– Когда?! – Сергей чуть не кричал.

– Тело нашли мальчишки, в субботу утром. Врачи говорят, что все произошло ночью.

Вот как… Картина представала удивительно отчетливой: сумасшедший экстрасенс дважды попытался вновь поговорить с Сергеем возле здания администрации – не получилось. Возможно, потом опять притащился на квартиру, долго и безуспешно звонил в дверь… Стоял у подъезда на холодном весеннем ветру, всматривался в темноту. Простоял до ночи, понял: не дождется. И пошел в развалины, и затянул петлю на тощей кадыкастой шее…

Почему?! Почему, черт побери??!!

Что такое важное должно было прозвучать в том несостоявшемся разговоре?

Теперь не спросишь. И не получишь ответ. Ушел, навсегда ушел странный и неприятный человек, оставив Сергею загадку и бессмысленный, бесполезный подарок – толстую пачку никому не нужных сторублевок…

Такие мысли – в разных вариациях – крутились в голове Сергея до обеда. Потом его мнение кардинально изменилось – в частности, о бесполезности подарка.

Причиной послужил разговор с Угалаевым.

Разговор как разговор, чисто служебный: последняя накачка перед визитом Сергея в местный телецентр – возникли кое-какие проблемы, и надлежало их утрясти.

Но в конце Угалаев прибавил:

– На обратном пути в гастроном заскочи, что на улице Мира, у самой площади, это рядом с телецентром. «Ностальгия» называется, несколько дней назад открылся. Крайне любопытный проект… Может, и потом пригодится.

Слово «потом» он выделил голосом, чтобы не оставалось сомнений: потом – значит, в обновленном и преображенном Солнечноборске.

– Что за проект? – спросил Сергей без проблеска любопытства. Торговля продуктами питания в круг его интересов не входила.

– Торгуют по старым советским ценам. Прикинь, старик: хлеб – четырнадцать копеек, водка – три шестьдесят две, колбаса по два двадцать, и так далее…

– Фи… У этого проекта длинная седая борода. Сюда, значит, только сейчас докатился… Видел я такую распродажу: ассортимент крайне ограничен, товары залежалые, с истекающим сроком годности, скидка действует час в день, давка дичайшая… Срабатывает, народ привлекает, но что же тут нового и любопытного?

– Ты не понял главного. Там цены весь день одни и те же, советские. Во всем магазине, не только в одном отделе.

– Э-э-э… – Сергей и в самом деле ничего не понял. – А в чем смысл?

– Там не только цены прежние. Там и деньги принимают лишь старые, советские… Эй, старик, да что с тобой?!

– Н-ничего… – выдавил Сергей. – Уже лучше…

– Может, тебе не в телецентр, а к врачу? – участливо спросил Угалаев.

– Брось, все в порядке… – Сергей постепенно отходил от шока. – Объясни еще раз про магазин. Зачем и кому нужны старые бумажки и монеты? Да и сколько их у народа наберется? Долго не проторгуют.

– А-а-а… Всё не так просто. У дверей – обменный пункт. Меняют новые денежки на старые.

– Ты там был?

– Завтра схожу. Полусотка у меня где-то старая валялась, оставил на память об эпохе. Да чего уж… Отыщу ее сегодня вечером и завтра схожу, коньяку возьму бутылочку, закуску – помянуть время золотое, невозвратное. Хочешь, присоединяйся… Ладно, поезжай, заболтались…

Сергей уже выходил, когда Угалаев крикнул вслед:

– Да, кстати! Мне про магазин Мироныч рассказывал, так вот, там отдельчик спецзаказов в уголке приткнулся, в нем просто так не обслуживают, – на него, на Мироныча сослаться надо! Прикинь? Как в старое доброе время: «Я от Иван Иваныча!»

По-простому, Миронычем, Угалаев именовал главу Солнечноборской городской администрации.

Не бывает таких совпадений. НЕ БЫВАЕТ.

Значит, не совпадение… Псих-ясновидец не испытал внезапное озарение на кухне у Сергея. Он знал про тайник, и про его содержимое. От кого? Все очень просто – он его и смастерил, он и спрятал пачку сторублевок.

Религиозный диссидент, говорите? Раньше, в советские времена, таких называли проще – сектанты. И весьма зажиточные среди их главарей попадались – собирали с паствы подношения, как курочка по зернышку… Блаженный старец Кузьмич был из таких, богатеньких, ясней ясного. Но неприятность с ним случилась, в психушку угодил. Заниматься религиозным подвижничеством в стране победившего социализма – явный признак клинического слабоумия.

Вышел, когда замурованный в стене клад превратился в макулатуру. Не меняют старые купюры на новые, а даже и меняли бы – после деноминации двадцать тысяч обернулись двадцатью рублями, смешно за такой суммой вламываться в чужую квартиру…

И вдруг, как снег на голову, – «Ностальгия». И двадцать тысяч – вновь неплохие деньги. Если купить ящик водки из расчета три шестьдесят две за бутылку, а затем продать, допустим, по семьдесят – исходная сумма увеличится почти в двадцать раз. А ведь наверняка там есть продукты, цены на которые повысились еще сильнее.