Виктор Точинов - Ностальгия

С прочими воспоминаниями дело обстоит точно так же. Недаром старики вспоминают свою юность как некий «золотой век» – трава зеленее, деревья выше, девушки красивее; не кривят душой, просто память так уж устроена…

Создатели магазина припомнили все, не разделяя воспоминания на приятные и не очень.

Первое, что резануло глаз с порога – грязь. Нет, стены сверкали чистым белым кафелем, и халаты продавщиц не вызвали бы нареканий санэпидемстанции, – грязь была на полу, нанесенная ногами посетителей, пришедших с апрельской улицы. Все правильно, все по-советски, уборщица работает на полставки и придет лишь в четыре, и загромыхает оцинкованным ведром, и намотает на швабру тряпку из грубой мешковины, и начнет уборку, заставляя посторониться стоящих в очереди и бубня под нос о сволочах, ленящихся вытереть ноги, прежде чем зайти в приличное место…

Ну да ладно, мелочь, ерунда… Просто отвык… Гораздо интереснее, что здесь на витринах и полках…

Сергей медленно шел вдоль прилавков, от одного отдела к другому, взгляд выхватывал отдельные детали, мелочи, казалось бы, оставшиеся навсегда в другой, прошлой жизни, и сейчас нежданно-негаданно вернувшиеся. Глаз выхватывал, а память тут же подтверждала: да! Так и было! Именно так!

Вот сливочное масло – нефасованное, развесное – огромный желтый куб, початый, несколько кусков уже отрезано, и рядом лежит орудие, которым это сделано – рояльная струна с ручками-деревяшечками на концах. Ценник – три шестьдесят за килограмм. Господи, как же давно он такого не видел… (Да, да! – подтверждала память, всё правильно, всё так и было: и куб, и струна, и три шестьдесят…)

Вместо нынешнего колбасно-сосисочного изобилия, вызывающего расходящееся косоглазие, – два сорта колбасы. «Любительская» и «Докторская». С вкраплениями жира и без них. Два девяносто и два двадцать.

«Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы», – подойдя к рыбному отделу, вспомнил Сергей древний-древний рекламный слоган. Нет, здесь имитировано не то время, когда сей стих появился на свет… Не сталинское изобилие с его крабами, раками, креветками, с пирамидами из банок икры, с распластавшимися в витринах осетрами-севрюгами… Здесь – брежневская эпоха: смерзшиеся призмы чего-то неаппетитного, не то хека, не то минтая; селедка, выуживаемая из бочек с рассолом; пирамиды стоят – но сложены из баночек с морской капустой.

В глубине, в недрах отдела, – аквариум, громадный мраморный параллелепипед с одной стенкой из толстого стекла. Сухой, без воды, разумеется, – и во времена юности Сергея такие аквариумы были уже реликтом ушедшей эпохи, ох как редко доводилось плавать в них полуживым карпам, и очередь собиралась громадная…

Очередей, кстати, в «Ностальгии» почти не было, за единственным исключением, – к винно-водочному отделу выстроились граждане характерной наружности. Очевидно, любители дешевых и крепких напитков первыми сообразили: отовариваться здесь весьма выгодно. У остальных отделов – максимум по три-четыре человека, чуть больше у трех касс в центре зала. Да, вполне по-советски. Постой сначала в отдел, взвесь товар, а уж потом в кассу.

Многие бродили по обширному залу, как Сергей, – ничего не покупали, присматривались… Вспоминали? Ностальгировали?

Он подошел к кассам. Господи, где же они откопали эту рухлядь? Из какого музея прибыли в гастроном допотопные кассовые аппараты? Мало того, что не электронные, но даже не электрические, – сбоку ручка, как у шарманки…

На каждой из трех стеклянных будочек призыв: «Чеки и сдачу проверяйте, не отходя от кассы», рядом изложены правила расчета с покупателем, разбитые на пункты: принять деньги, положить на виду, громко назвать полученную сумму; потом выдать сдачу – сначала купюры, затем мелочь, и никак иначе; и лишь потом осчастливить покупателя чеком. Похоже, нынешние работники торговли о тех правилах слыхом не слыхивали. Или наоборот, прекрасно о них знают? И специально поступают с точностью до наоборот? Мало ли, вдруг клиент спешит, или просто рассеянный, и забудет сдачу…

Под ногами что-то блеснуло. Он машинально нагнулся, поднял. Монетка… Две копейки 1969 года, такого номинала деньги нынче не чеканят.

Две копейки… Монетка сработала как спусковой крючок, как выдернутая из гранаты чека: в мозгу взорвалось воспоминание, яркое-яркое, словно вчера все случилось… Воспоминание о давней и точно такой же находке: две копейки на грязном полу у кассы, и о последствиях, той находкой вызванных.

Ему было десять лет, а может и одиннадцать, – в общем, возраст достаточный для самостоятельного похода в магазин. Отправился сам, не по просьбе матери, – без кошелки-авоськи и без списка покупок на четвертушке бумаги.

Пошел Сережа Белецкий за мороженым – мать отчего-то расщедрилась, и субсидировала данное мероприятие сорока копейками вместо двадцати. Лето, жара, ничего страшного, если мальчик купит и съест две порции.

Но в сельском магазине – дело происходило на даче – Сережу ждал приятный сюрприз. Мороженое продавали не какое-нибудь, а клюквенное! Самое любимое! Любил его Сергей не за вкус – не хуже и не лучше других – за удивительную, необычайную дешевизну. Шесть копеек вместо обычных пятнадцати-двадцати. Жаль, что появлялись именно эти бумажные стаканчики с розоватым содержимым в продаже крайне редко.

Проделав в уме необходимые подсчеты, он долго слонялся по магазину, внимательно глядя под ноги. Наконец – о, радость! – возле кассы нашлась монетка, и не копейка, сразу две, с такой добавкой хватало ровнехонько на семь порций. Повезло так уж повезло.

Пиршество состоялось неподалеку, на лавочке у магазина. На беду, никто из мальчишек-приятелей к Сергею не присоединился, под конец он жалел об этом, запихивал в себя две последние порции без всякого удовольствия, – не пропадать же добру.

А затем… Затем повторилась Большая Абхазская Неприятность, чуть в измененном формате, – до кишечника лакомство не добралось, рвануло наружу сразу из желудка. И, в качестве еще одной маленькой мести возмущенного организма, – жесточайшая ангина.

Мороженое в рот Сережа не брал очень долго, до первого курса института, потом как-то в компании попробовал осторожно – ничего, есть можно, чувство отвращения бесследно рассеялось.

Потом была безымянная, лишь с номером, мороженица у Тучкова моста – безымянная, но широко известная в узких кругах. Неподалеку, на набережной Макарова, располагалась знаменитая «Березка», и мажоры-фарцовщики любили посидеть в уютном подвальчике, болтая о нелегкой своей работе…

Сергей – в те поры не студент, начинающий журналист – фарцой никогда не баловался. Обнаружил заведение случайно, и часто водил туда знакомых девушек, «Березку» уже перевели к гостинице «Прибалтийская», следом потянулись и богатенькие мажоры, но ассортимент блюд какое-то время оставался прежний… Как же называлась та великолепная на вкус штука? «Айс-крем с ананасами», вроде бы… Смесь мягкого импортного мороженого с кусочками тропических фруктов, залитая сверху горячим шоколадом, никакого сравнения с продаваемыми в ларьках кривобокими стаканчиками… Девушкам нравилось, и шампанское шло хорошо под негромкую располагающую музыку, и, помнится, они с Любой как раз после визита в ту мороженицу…