Вячеслав Романцев - Псы Господа

Лесник отвел взгляд от экрана. Вздохнул:

– Может и не стоит… – И сменил тему. – У тебя псковская резидентура внештатниками полностью укомплектована?

– Вообще-то да… – настороженно сказал Алладин. – А в чем проблема?

– Да пропадает тут один ценный кадр в архивной пыли… Чутье у девчонки хорошее, и хватка есть, вот-вот до Опочкинского дела доберется… Пусть уж на нас работает, хоть и втемную.

Он вновь перевел взгляд на экран – демонстративно. Там уже всю троицу корчили рвотные судороги – однако, чуть отдышавшись, парнишки вновь пили и закусывали, пили и закусывали…

Алладин ответно вздохнул:

– Думаю, если поискать хорошенько, найдется уж место… Пристроим на работу.

– И жильем в Пскове обеспечите, – напомнил Лесник.

Алладин опять вздохнул, вовсе уж уныло. И сказал:

– Знаешь, кого ты мне напоминаешь, Лесник?

– Наверное, молодого Шона Коннори?

– Нет… Серого Волка.

– Того, который Красной Шапочкой подкрепился?

– Который Ивану-царевичу помогал… Помнишь сказку про яблочки молодильные? Я в детстве, когда ее услышал, задумался: а на хрена ж он царевичу за спасибо служит? В чем его профит?

– Нашел загадку… Не Серым Волком он был, а вервольфом в последней стадии. Скорей всего предыдущий муж Василисы Премудрой, та любила мудрить-экспериментировать. Вот он и доставил ей к крылечку всё в полном комплекте: царевич – одна штука, яблоки молодильные – три штуки, вода живая – одна склянка… Сдал-принял, опись, про́токол… Недаром о судьбе Ивана-царевича после свадьбы сказка умалчивает. Только я-то здесь причем?

– Вот и ты так же, вроде и с нами, а сам как тот Серый Волк…

Лесник сказал, сохраняя невозмутимо-серьезное лицо:

– Подозреваешь меня в ликантропии – напиши рапорт и отправь по инстанции.

Алладин посмотрел задумчиво, словно не знал, посмеяться шутке или нет. Потом все-таки рассмеялся.

Наступил день. Лучи солнца вонзались в толщу воды, будто клинки – но клинки короткие, не способные пройти насквозь, глубина рассеивала солнечный свет…

Если смотреть со дна вверх – то солнца не видно. Почти совсем. И тепло не ощущается. А вот давление – запросто. И дышать на глубине не так легко, как у поверхности. Вода холодная, но это как раз и не страшно… Тело не ощущает холода, телу все равно. Но воды много и она давит, давит, давит…

Нужно контролировать подачу воды в… новый орган. Даже мысленно ей было трудно назвать орган жабрами. Это слово ассоциировалось исключительно с чем-то мерзким, слизистым, пахнущим рыбой… Хотя ее орган… органы, да, жабры – совсем не такие: тонкие длинные щели ниже подмышек, ближе к грудям. Она не видела их. Пока еще нет. Но ощупала неоднократно. Щели мягкие и в то же время сильные. Они приоткрывались, втягивали в себя воду, чтобы потом выпустить ее обратно. Какая биохимия тут работала – Ирина не знала. Да и не хотела знать.

Зато она поняла, что вверху нужно захватывать воды побольше. А внизу наоборот, следить, чтобы плотной, давящей воды не попадало в жабры слишком много. Наверное, со временем ей не нужно будет контролировать почти каждый вдох и выдох. Дышала же она раньше – совершенно не задумываясь о работе легких.

И, дай Бог, еще подышит. Если выполнит то, что велел Хозяин. Когда она стояла перед ним, согласно кивая головой, она была готова на все. И сейчас готова…

«Улим-озеро силу тебе даст, но взаймы», – сказал он. Затем объяснил, почему так важно закрепить воздействие, рассказал, что она не первая и не единственная… И что все, кто хочет получить силу озера навсегда – должны отдать ему кое-что взамен.

Это справедливо…

Вот только «кое-что» – чужая жизнь…

Она была согласна. Еще до того, как… Знала, на что шла. Могла бы развернуться и уйти. Никто не держал. Кто бы ей поверил? И как сама-то она вообще поверила в это? Наваждение…

Но поверила. Очень уж уверенно звучал голос Хозяина. Очень уж пристально смотрел он ей в глаза – не отказаться, не остановиться, не задуматься…

Да и слишком сильна была ее обида. Слишком много накопилось ненависти и желания мести. Всего слишком. Всего…

Она тогда согласилась… И сейчас согласна.

Потому что теперь выбора не осталось.

Воздействие озера дает ей время – ровно семь дней. Неделя. Русалочья неделя. Не та неделя, о которой поют песни. Совсем не та… Неделя – время ее жизни. Если за семь дней не удастся никого убить – она умрет сама.

Ирина опустилась еще ниже. Здесь было темно. «Интересно, какая глубина?» – шевельнулась лениво мысль. Она никогда не увлекалась дайвингом, но один ее приятель, страстный фанат Красного моря, говорил как-то: есть глубина, на которой возникает странное состояние – сон не сон, но какое-то опьянение сродни эйфории – в общем, порой не всплывают дайвера, пересекшие тот рубеж…

Но это ей не грозит. Нужно только реже вдыхать… Зато здесь спокойно. Одиноко…

Вода прозрачная, кристальная, ила здесь нет. Иловое поле в западной части озера – там, где пологий спуск к воде. А здесь… здесь лед. Донный лед, невообразимо древний, прикрытый слоем нанесенного песка и мелких камней… Когда-то ползущий с севера ледник накрыл тут всё, заморозив жизнь на тысячелетия… Чтобы потом, отступая, вытаивая по каплям, оставить высокие грунтовые воды, влажные леса, болота… И это озеро.

Босые ноги Ирины коснулись дна: плотного, гладкого. Она замерла. Тело расслабилось полностью. Она почти его не чувствовала. Словно вся жизнь сосредоточилась в голове. Возможно, так и было – весь кислород шел на обеспечение работы мозга.

Сможет?

Убить сможет?

Сможет! Любого… Того, кто попадется первым.

Как? Зацелует? Задушит в смертельных объятиях? Утащит в воду? Защекочет до смерти? Или попросту подкрадется к спящему и ударит изо всех сил по голове?

Неважно, говорил ей хранитель. Главное, чтобы она сама сделала это. Народишко тут спившийся, поучал старик. Наплодили детей-дегенератов. А озеру-то разницы нет – молодой, старый, умный, глупый… Так что найдешь ребеночка – тоже сгодится. И сроку, не забудь, неделя тебе. Уж не обессудь, дочка. Не сумеешь – сама помрешь. Утонешь. Откажут жабреца-то…

А ведь она не желала смерти своим врагам – ни следователю, ни прокурору-подонку. Даже насильнику – не желала… Смерть – не самое страшное, все когда-то умрут. Мечталось о другом: отправить их на зону, да по статье подходящей, – порядки тамошние теперь всем известны. И пусть их там оттрахают во все дыры, и трахают каждый день… Что, интересно, запоют эти скоты, когда их будут «просто насиловать»… Ирина почувствовала, как сжимаются ее кулаки. Слез в воде не ощущалась, но она знала, что плачет снова.