Джорджо Фалетти - Убийственная тень

Ему вспомнилась реплика из одного старого фильма.

Лет через сто об этом никто и не вспомнит.

Сто лет не срок для деревьев и гор. А с людьми за это время происходят разительные перемены. Джим отошел от окна и отправился принимать душ. Заканчивая бриться, вдруг уставился своими разными глазами на чужое лицо в зеркале. И сам удивился тому, что пробормотал на языке навахов:

– Yá'át ééhabini, Táá Hastiin…

Ну здравствуй, Три Человека.

И тряхнул головой. Нет, в одном Линкольн не прав: день не сулит ничего хорошего.

Расчесав влажные волосы, Джим вышел из ванной и достал из рюкзака чистую рубаху. Пока одевался, думал: хорошо бы хоть один из тех троих, что сидят у него внутри, был ему по нраву.

С рюкзаком за плечами Джим вышел из коттеджа и пересек небольшую площадь перед клубом. Остановился, пропуская группу говорливых туристов-энтузиастов, которые верхом выезжали из конюшни на экскурсию. Ему хорошо знаком такой тип людей. Их с первого взгляда насквозь видно. Завтра эти закоренелые горожане будут натужно улыбаться, скрывая боль в ногах и ягодицах. А вернувшись домой, станут, смеясь и хлопая себя по коленям, на чем свет стоит проклинать лошадей. Белокожая дама с необъятной талией метнула полный жадного любопытства взгляд на высокого брюнета, что стоял посреди площадки, но полнейшее равнодушие Джима и резкий подскок в седле вернули ее к действительности, заставив сосредоточиться на удержании и без того неустойчивого равновесия.

Накануне вечером они с Чарли забрали прах деда из бюро ритуальных услуг и со своей скорбной ношей отправились на ранчо. В тесноте автомобильного салона присутствие покойного сделалось почти осязаемым. Весь путь они проделали, не обмолвившись ни единым словом: для груды скопившихся внутри воспоминаний слова были не нужны.

Кемпинг был переполнен, но Билл Фрайхарт все-таки нашел один свободный коттедж, предназначенный для запоздавших гостей, и пристроил Джима на ночь. Чарли время от времени работал на ранчо и ночевал в каморке позади конюшен, в бараке, отведенном для обслуживающего персонала. Сколько Джиму помнилось, у старика не было ничего своего. Всю жизнь он перебивался случайными заработками, а к собственности не проявлял ни малейшего интереса, словно боялся, что она будет сковывать его свободу.

Ни дома своего, ни семьи – ничего. Отсутствие всяческих связей было для него почти религией.

Кто обладает одним, захочет и другое, потом третье и в конце концов возжелает все, что есть на земле. И это станет его проклятием, ибо никто не может обладать всем миром.

Временами Чарли надолго исчезал куда-то. Дед говорил, что Чарли – человек духовный и отправляется в пустыню общаться со своей душой. Джим своим детским умом не мог постичь, что это значит, но про себя отмечал, что беседы Чарли с душой намного длиннее всех его разговоров с людьми.

Исключением был лишь его лучший друг Ричард Теначи.

Сколько Джим себя помнил, они всегда сидели на проваленных полотняных стульях возле дедова проржавевшего фургона. Две головы, повернутые в сторону солнца, пока оно не скатится за горы, две короткие трубки, вырезанные из маисовых стеблей, и воспоминания о былом, которого уже нет.

Джим вошел в зал, где собрались туристы подкрепиться тем, что не успели съесть под открытым небом. Пол и три стены в просторном помещении обшиты крупной вагонкой; на четвертой, оштукатуренной, стене вывешены старинные объявления о розыске разных лиц. Джим отметил, что жизнь Уильяма Бонни, больше известного как Билли Кид, стоила много меньше недельного пребывания на ранчо «Высокое небо».

В ноздри ударили запахи горячего хлеба, яичницы, копченого окорока. В глубине зала жарил яичницу повар в огромном сомбреро. Детишки с тарелками в руках, приподнявшись на цыпочки и глядя на него во все глаза, дожидались своей очереди.

– Привет, ньюйоркец! Как почивал?

Джим обернулся. Из кухни высунул голову Роланд, сын Билла. Белобрысый, загорелый, со слегка вздернутым носом, он был копией своей матери Линды.

– Как сурок. Невзирая на тишину.

– Если задержишься у нас, я буду ездить в фургоне кругами, чтоб ты чувствовал себя как дома. Есть хочешь?

– Твоя еда за несколько минут разрушит то, над чем я трудился всю ночь. Отец наверху?

Роланд махнул наверх зажатой в руке тряпкой.

– Да, остряк-самоучка, поднимайся, ты застанешь его за компьютером. Их обоих узнать легко, правда, у компа вид намного умнее. А отец всеми силами старается свести на нет вчерашние труды матери по подведению счетов.

Джим поднялся по скрипучей лестнице, прилепившейся к стене справа, и вошел в кабинет. Билла он, однако, застал не за компьютером, а за телефонным разговором и, застыв на пороге, решил дождаться окончания.

– Да, мистер Уэллс, я говорил с ним вчера вечером. С моей стороны возражений не будет, у меня на сегодня заказов нет. Но я, разумеется, решил переговорить с вами, прежде чем…

Голос на другом конце провода прервал его. Тут Билл заметил длинную тень на полу и сделал пол-оборота на вертящемся кресле.

– А вот и он сам, только что вошел. – Билл утвердительно кивнул, как будто собеседник мог видеть его. – Да! Передаю трубку.

– Привет, Джим. Это Коэн Уэллс.

– Доброе утро, Коэн. Как жизнь?

– Ничего, если не считать войны с жизнью и балансом.

– Говорят, вы теперь владелец ранчо?

– Да вроде бы. У меня на него большие виды. Поглядим. Грань между прожектером и бизнесменом порой почти невидима.

Само по себе утверждение вполне резонное, только Джим никак не мог себе представить мистера Коэна в роли прожектера.

– Слышал про твоего деда. Мои соболезнования. Достойный был человек.

Через сто лет об этом никто и не вспомнит.

– Достойный. Один из немногих.

– Не говори. Скверная история. А с другой стороны, прекрасная, если учесть, что все мы там будем. По крайней мере, не мучился на больничной койке под капельницей. – Он выдержал паузу, давая Джиму обкатать эту мысль. – Билл мне сказал, что ты хочешь нанять наш вертолет на полдня.

– Да. Надо оказать деду последнюю услугу.

Коэн Уэллс не спросил, что за услугу Джим Маккензи намерен оказать покойному Ричарду Теначи, а Джим не счел нужным вдаваться в подробности. Оба понимали, что, какой бы ни была услуга, она все равно запоздала.

– Я не против. Помнится, в наших краях не было вертолетчика лучше. Надеюсь, в городе ты своих талантов не растерял.

– По слухам, нет, но вы ведь знаете: слухам верить нельзя.

– Ладно, бог с тобой, бери.

– Что до оплаты, я…

– После обсудим. Так ты пока не думаешь возвращаться в Нью-Йорк?

Джим опять не стал ему объяснять, что никакой Нью-Йорк для него больше не существует. И это рано или поздно даст о себе знать. Денег на счете совсем немного. Через какое-то время, так или иначе, придется искать работу.