Сергей Арзуманов - Магистр

— Да, — сказал Магистр, — вы хотите знать, что было дальше?

— Дальше? — испуганно спросил Андрей.

— Ясно, — сказал иностранец, — тогда я расскажу вам, что было дальше.

— И незнакомец начал свой рассказ:

— Господин Краснов, придя в себя в два часа пополудни следующего дня, понял, что похмелье будет сногсшибательным и широкомасштабным. Это такое жуткое состояние, которое сам Краснов называл «Зазеркалье». Суть этого состояния сводилась к тому, что после пяти-шести часов крепкого сна организм просыпался достаточно бодрым и, как казалось, с ясной головой. Это обманчивое впечатление заставляло тело вставать и начинать что-то делать, и именно в этот момент тело и, что самое страшное, голова исчезали и переходили в «Зазеркалье», причем независимо друг от друга. В таком состоянии никакие рассолы, кефиры и лечебные «химикаты» не помогали. Только спать, пока организм сам не выпустит последние пары алкоголя. Еще через сутки Краснов проснулся более-менее трезвым и сразу сел за свой письменный стол, предвкушая новые идеи.

Егор Николаевич Краснов творил свои шедевры, воруя мысли и тексты никому не известных писателей. Он понял прелесть такого копирайтерства очень быстро. Куча глупышей в поисках славы и денег выставляли свои произведения в Интернете или с беззаботной радостью рассылали свои рукописи в издательства. Издательства никогда не интересуются такими рукописями, и Краснов — сотрудник крупного московского издательства — имел доступ к огромным литературным ресурсам. Он оказался неплохим редактором, сразу вычленяя качественные тексты. Когда их скопилось более тысячи страниц, он решил превратить это все в конвертируемый литературный текст.

— Так и родилась его безмятежная трилогия, — констатировал Магистр.

Андрей не верил своим ушам, но инстинктивно понимал, что собеседнику нужно верить.

— Краснов, надо отдать ему должное, был потрясен вашими текстами сразу. Он решил, что вставит часть ваших рукописей в свою следующую трилогию.

Андрей сидел с глупым видом и лишь слышал громоподобную речь всемогущего иностранца. Этот человек так много знал о его жизни, что он решил довериться ему до конца, не страшась за будущее.

— Чтобы усыпить вашу бдительность, он назначил встречу и мягко, по-дружески раскритиковал вас.

— Да, но это немыслимо, вы и это знаете.

— Итак, продолжаем, — сказал Магистр, никак не отреагировав на удивление Варфоломеева.

Краснов был красноречив:

— Дружище, это гениально, но несовременно, — гений обязан быть востребованным. Но ведь это не «формат» — Добро и Зло. Это так старо, что пахнет нафталином. Сегодня это неактуально. Вам нужно быть на острие ножа сегодняшней жизни, буквально ходить по лезвию бритвы, не жалея крови.

Свои слова Краснов обозначил многозначительностью и дружеским загадочным подмигиванием исподлобья.

Да, так все и было, — прокомментировал окончательно сбитый с толку Андрей.

Далее, — продолжил Магистр, — господин Краснов пытался вставить украденные части романа в свою новую трилогию «Родник», «Колодец», «Море-океан», но у него ничего не получилось… Сюжет не складывался. Текст казался неоднородным. Вставки из романа, из вашего романа, так дико, отличались от текста самого Краснова, что он был в отчаянии. В конце концов он бросил эту затею, а вам сказал, что роман никуда не годен.

Опустошенный, Андрей сидел и медленно переваривал обстоятельства собственной жизни. Он пришел к тупику. Страсть к правде и творчеству погубила его. Он не завел семью, не дописал роман, не сделал ничего решительного.

Магистр спокойно ходил по комнате, и только ритмичное дыхание проваливающихся под ногами досок разбивало тишину в доме Андрея. Эта звенящая тишина стала символом его непонятной жизни. Зачем все, зачем он живет и что-то пишет, когда настоящая жизнь проходит в стороне от него.

Магистр был задумчив и серьезен. Через какое-то время он преобразился и сказал:

— Вы хотите быть писателем, которого будут читать?

— Хочу.

И ничего не боитесь?

— Мне уже нечего бояться.

— Ну что же, господа, — обратился он к своим слугам, — сделаем из него великого писателя.

Шевалье от радости выхватил шпагу и уже хотел произвести обряд посвящения Андрея в рыцари «Пера и Чернил», но Магистр остановил его:

— Готовьтесь, мой друг, через полгода вы будете очень известным писателем.

— Я? — глупо спросил Андрей, — а что я должен Делать?

— То же, что и раньше, писать ваш роман и более чего, и как можно быстрее его закончить.

— А потом?

— А потом — не ваша забота, творите, это все, что от вас требуется. Если я вам понадоблюсь, подумайте обо мне. Но не злоупотребляйте моим расположением, — сказал Магистр и исчез в раскаленном воздухе Подмосковья.

Андрей проснулся утром следующего дня совершенно опустошенным, но, как ни странно, впервые за многие годы своей жизни, уверенным в будущем. Андрей толком не мог объяснить самому себе, что же это за будущее, но уверенность в нем обнаружилась как-то сама по себе. Чувство было монолитным и незыблемым. Чувство победы, которое он не испытывал со студенческих времен, такое неуловимое и сладостное, снова посетило его.

Андрей ощутил просто волчий голод, и мысленная цепочка растворилась в урчании плоти. Вот и думай, что важнее, хотя сейчас важнее оказался французский омлет и целый чайник кофе. Проглотив все это, он стал вспоминать события прошлой ночи. Зачем он понадобился всесильному иностранцу — на этот вопрос ответа не было.

К вечеру Андрей вернулся в свою квартиру в старой хрущевской пятиэтажке. Он долго смотрел в зеркало и удивлялся, как много изменений время оставило на нем — седина, правда, элегантная, морщины под глазами, увядший взгляд, зато он не облысел и сохранил густоту волос такую же, как и в молодости.

Как он потерял свою так успешно начинавшуюся жизнь, когда это произошло, он не мог вспомнить. Он был любимцем богов и женщин, жизнь кружилась вокруг него в институте и потом в издательстве. Но эта же самая жизнь изменилась, и его мир пал под натиском другого мира, мира ему неизвестного и непонятного. Эта неизвестность буквально глумилась над ним. Все, что было незыблемым, превратилось в труху, ненужную этому новому миру.

Как всякий проигравший, Андрей ушел в подполье, где и творил свои тексты. Он все так же подрабатывал в издательстве, беря корректуру на дом. За это исправно платили, но карьерного роста такая работа не предполагала. Правда, Андрей и не стремился ни к какой карьере. Хотя, если бы ему предложили место главного редактора, он бы, наверное, согласился. Но все равно что-то более важное и глобальное манило его всегда.