Виктор Куликов - Первый из первых или Дорога с Лысой горы

От экс-редактора в кабинке туалета остался быстро набухавший грязью, местами еще белый колпак…

— Я — все! — сообщил довольный Поцелуев, возвратившись на крышу.

— Прекрасно, — мессир, крутнувшись на каблуках и руки на груди скрестив, смотрел на скрипача, который теперь рождал порыв горячей страсти. — Маэстро! Благодарю вас. Как жаль, что в этом мире нет ничего, чем было бы достойно вас наградить… Могу лишь пообещать, что никогда вы не испытаете бессилья перед вашей скрипкой и страха перед нотоносцем. Вперед, маэстро! Вы свободны…

Так и непереставший играть скрипач мессиру улыбнулся, поклонился и с крыши шагнул в ночную тьму. Но своевольные пассажи скрипки кружили над крышей еще некоторое время без скрипача.

— Теперь и нам пора, — сказал мессир.

Поцелуев и Соринос в шляпе встали подле него. Раздался громовой раскат. Из тучи, опускавшейся на крышу, мир ослепила молния. Еще! Еще!

Дом в страхе присел и закачался. Но туча, едва коснувшись башни, помчалась тут же вверх и быстро растворилась в небе, средь звезд.

Над домом стало тихо…

А в городском саду толпа все так же с восторгом детским приветствовала ревом каждый новый взрыв фейерверка. И прижимала к парапету Дикообразцева и Анну.

Одеты оба были в поношенные одежды странников. Он — с посохом к тому же и катомкой, она — с неполной флягою воды. Но их одеянье никого не удивляло. Вокруг в толпе достаточно бродило людей как с карнавала или как с киносъемок. Поэтому и Дикообразцев с Анной вниманья лишнего не привлекали. Зато они смотрели вокруг внимательно. А потому единственными среди тысяч стоявших на набережной различили женскую фигурку в белом балахоне, которая пробралась на Старый волжский мост и, поднырнув под металлические перила, как окаменела с внешней стороны моста.

— Это ведь Оксана! — с испугом догадалась Анна.

— Похоже, что она, — всмотревшись, согласился Дикообразцев.

— По-моему, она решила прыгать, — Анна закусила губу. Ей вспомнился рассказ, услышанный от Маргариты Николавны, о будущем Оксаны.

— Вот сумасшедшая, — шептал Дикообразцев, — она же разобьется! Или утонет… Надо что-то делать. Но что они могли? Пробраться сквозь толпу? Абсурд! Им и шага-то сделать не давали.

— Нет, отсюда нам не выбраться, — признал Дикообразцев.

Тогда, что было сил, что было воздуха, Анна закричала:

— Оксана-а-а! По-до-жди! Остановись! Не делай этого!

Но фигурка за перилами ее не слышала.

— Постой, Оксана! У нас к тебе есть дело! — кричал Дикообразцев изо всех сил. — Постой! Не надо! Однако, крик его лишь вызвал у толпы нетрезвый смех.

Фигурка же за перилами качнулась, буднично совсем вперед шагнула и даже вроде как повисла в воздухе на миг, но тут же оборвалась вниз.

Вода все ближе, ближе…

Удар! Султан из брызг, в которых отразились малиновые капли фейерверка. Такие праздничные. Всплеска от упавшей Оксаны никто не слышал.

— Зачем?! — Дикообразцев качал бессильно головою.

— Наверное, судьба, — сдержав тяжелый стон, сказала Анна.

Но Дикообразцев спрашивал о другом:

— Зачем я у нее похитил кольцо?

…Той ночью город заснул не скоро. Но все-таки заснул. Весь. До последнего милиционера. Лишь двое не спали. В городском саду они стояли, прижавшись друг к другу с нежностью особой, у памятника самому непонятому из поэтов. Они готовились отправиться в дорогу, которой нет конца. Как Волге. В путь, который их назад не приведет. А потому обоим было грустно. Через мгновенье, оказавшись под Гумиром, они не смогут принадлежать друг другу. Пусть будут рядом, пусть будут подле друг друга. Но — не возлюбленными. Нет!

У Вар-Раввана возлюбленной быть не может. Своим кольцом он обручен уже… Не спрашивайте с кем! Поэтому, шагая по дорогам Иудеи, скрываясь от римлян, теряя безвозвратно друзей, перенося все мыслимые лишенья, они все время будут идти бок о бок.

Но не вместе.

Он — Вар-Равван.

Она — всего лишь Анна. Каких немало.

… — Прости меня за все, что ждет нас, — шептал Дикообразцев возбужденно. — Прости за эту любовь, которую тебе отдать я не смогу. Нам без нее гораздо легче было б!

— Ну что ты? Зачем так говорить?.. Лишь наша любовь и держит этот мир! Все будет хорошо, ведь наши души давно уже живут одна в другой, — не соглашалась Анна.

Голос ее звучал так убежденно. Ах, если бы он, Вар-Равван, был сам так убежден!.. Они стояли, обнявшись из последних сил, стояли на откосе, слетавшем к Волге, на самом краю бесшабашного бабьего лета.

Шептались.

А над Тверью вставал тот невозможный день. И ядовитый его рассвет так зловеще вскипал подзлащенной кровью, что любой наблюдатель, с первого взгляда, оторопев, понял бы, что день наставал бессердечный, и никому в нем не будет ни милости, ни прощения…

Написать продолжение «Мастера и Маргариты» я решил давно. Сразу же после того, как в первый раз, на одном дыхании, залпом проглотил гениальный роман Михаила Афанасьевича.

А проглотив, навсегда занемог неодолимой тоскою, что великий роман закончен, что нового ничего я о героях его не узнаю.

Сердце не могло примириться с этим. Душа требовала продолжения, новых, новых превращений в мире, созданном Булгаковым!

И я понял, что продолжение будет, обязано быть…

Сейчас, когда оно написано, когда имеет название, которое пришло ко мне непостижимым образом, оттеснив другие, ковавшиеся поначалу куда как более подходящими, сейчас я хочу повторить главное. «Первый из Первых или Дорога с Лысой Горы» продолжает роман Булгакова. Не переделывает на новый манер, а именно и только продолжает.

Не могу сказать, что, поставив последнюю точку в «Первом из Первых», я избавился от той неодолимой тоски по величайшему из шедевров. Но могу сказать, что теперь-то я знаю точно: ничто не кончается навсегда.

И еще… Эта книга ни за что не вышла бы в свет без помощи и поддержки тверских филиала АВТОВАЗБАНКа и замечательного издательства «Прометей».

За что я выражаю им огромную благодарность.

В. КУЛИКОВ