Сергей: Гомонов - Сокрытые-в-тенях

Нагафенов стоял в сторонке, слушал лекцию и не вмешивался в их беседу. На лице своем он выказал такое внимание, как будто собирался записывать за лектором все его рекомендации.

— Пожалуйста, — почти прошипела девушка, не оглядываясь на соотечественника, — не мешайте слушать. Если вы боитесь, лучше заберите деньги и вернитесь, зачем устраивать скандалы?

— Слышь ты… мелкая! Будет меня еще всякая бздюшка брать на понт! Ты клюв-то береги, поняла? Поняла, спрашиваю?

Зрение Ани застила огненная пелена. Она отключилась на несколько мгновений, а когда в глазах прояснилось, обозленного нувориша уже теснили от нее в сторону. Ее саму, улыбаясь, обнимал за плечи Нагафенов:

— Анна! Как слышно? Прием!

Она помотала головой и выдохнула. Ей показалось, что воздух колыхнулся, как в пустыне над раскаленным песком, и слегка затуманился дымком или паром. Если бы здесь стояла минусовая температура, Аню это нисколько бы не удивило.

— Ну нельзя же так, Анна! Мало ли на белом свете дегенератов? А вы чуть не хлопнулись в обморок!

— Не выношу хамов! — процедила она, с ненавистью покосившись в сторону нового русского, и тот сразу же сделал угрожающий жест в ее адрес.

— А кто их любит? Но люди таковы. И, к сожалению, это еще не самый худший представитель человеческого племени…

— Кто же худший?

— Да вот хотя бы я, к примеру! Просто отведите на мне душу — ущипните там или стукните… и давайте уже поможем друг другу надеть акваланги! Ничего, что я к вам присоединился?

— Уж лучше вы! — мрачно буркнула та.

— Да забудьте вы! Держитесь меня, и эта свинья к вам не полезет больше. Ну развезло мужика на солнышке, с кем не бывает! Им же бесполезно твердить, что Египет и высокоградусный алкоголь — вещи несовместные…

Остальные отдыхающие Эль Гуны, разноязыко переговариваясь и готовя снаряжение, с опаской поглядывали на невозможных психов из Russia.

— Очередной раз прославили самую лучшую в мире родину, — насмешливо прокомментировал Нагафенов. — Мистер! Плиз! Сорри, плиз!

И он пустился выспрашивать значение жестов, которыми инструктор собирался общаться с группой под водой. Аня опустила на глаза очки и повесила на шею фотокамеру.

— Угу, угу! Гуд! — шоумен показал копту большой палец. — Андестенд! Гуд, сенькс!

Настроение Ани испортилось окончательно и бесповоротно, когда при спуске в воду новый русский нарочно толкнул ее мясистым плечом, да так сильно, что она со всего размаха ударилась бедром о борт катера.

— Извини, землячка, не заметил тя, мелкая больно!

Она порадовалась, что Нагафенов разговаривал с ныряльщиком и пропустил мерзкую сцену. Больше всего ей не хотелось, чтобы телеведущий вмешался и дал желтой прессе повод раздуть из этого конфликта сенсацию. Хотя какой-то противный внутренний голосок подсказывал ей: для звезды «Мегаприкола» это было бы дополнительным пиаром. Аня понятия не имела, что любимой присказкой Василия была, мол, если деньги не пахнут, то и цвет пиара значения не имеет никакого.

На глубине страсти улеглись. Приятная прохлада обняла тело и лишила его веса. Не было никаких звуков, кроме легкого шипения выдыхаемой струи воздуха и негромкого перестука пульса в висках.

Аня увлеченно фотографировала рифы, рыб, водоросли, солнце сквозь толщу воды и вскоре совсем позабыла о подлом соотечественнике и его пьяной выходке. В воде перестало болеть ушибленное бедро и униженное самолюбие.

Она не прикасалась ни к чему, как советовали бывалые пловцы, а увидев притаившуюся среди кораллов каменную рыбу с острыми ядовитыми шипами на спине, убедилась, что советы родились не на пустом месте. Уродливая причуда природы, рыба, похожая на часть ландшафта, открывала гигантскую пасть, втягивая в себя воду вместе с зазевавшимися мальками и планктоном. Маленькие глазки поглядывали на людей без всякого опасения: тварь верила в свою неуязвимость, как инквизитор — с силу распятия.

Нагафенов подплыл к Ане, указал своим «когтем» на крупного, притаившегося в расселине игольчатого ежа и подал ей свою камеру. Та кивнула, не заметив странной тени, мелькнувшей за скалою справа.

Телеведущий пристроился к ежу и в ожидании съемки, балуясь, вывернул металлистскую «козу». Аня улыбнулась и нажала спуск. Стоило ей сделать это, как что-то огромное, невероятной мощи пролетело мимо, ударив девушку так, что ее закрутило волчком и швырнуло на рифы. В бешеном вращении Аня только и успела разглядеть приметный хищный хвост.

Нагафенов рванулся к ней, но не успел. Аня налетела на кого-то из согруппников. По иронии судьбы, им оказался тот самый новый русский.

Он угодил на каменную рыбу. Забившись в клубах собственной крови и пузырей непонятно откуда взявшегося воздуха — это потом установили, что один из шипов пробил шланг акваланга, — нувориш попытался всплыть. Тотчас же метнулся к нему инструктор, несколько человек из группы, сам Нагафенов…

Когда все вынырнули, раненый был уже в глубоком обмороке, с лиловым лицом и опухшими проколами на спине.

Всю обратную дорогу в самолете Аню лихорадило. Отдых был безвозвратно испорчен. Ей снился взбалмошный, ни к чему отношения не имеющий сон, будто она в исподней тонкой рубашке мчит на взмыленном белом скакуне, сама не ведая, куда и зачем. И конь счастлив, и счастлива она, но только точно знает: если они остановятся, произойдет что-то ужасное.

И черными крыльями летят над ее пригнувшимся к белой гриве телом густые распущенные волосы…

Просыпаясь, видела Аня мрачное лицо домработницы. Та суетилась, напоминая хозяйке о грядущем судебном разбирательстве и хлопоча о свидетелях, которые могли бы дать нужные показания. Ане это было почти безразлично. По ее, а не по чьей-то вине между жизнью и смертью находился человек. Пусть человек поганенький — да прямо скажем: не человек, а животное в одежде — но тем не менее существо живое, а кем-то, возможно, даже любимое. А, да при чем здесь это?! Аня снова и снова проигрывала в уме те секунды под водой. Занеси ее чуть левее, ну хоть на полметра — на не произошло бы ничего страшного. Она задремывала, представляя себе, как, увернувшись от нувориша, падает на кораллы сама и, исколотая морскими ежами, поднимается на катер. Всего бы чуть-чуть!..

Она не плакала. Не тот был случай, чтобы плакать, и не тот человек. Но думать о том, как будет отвечать в московском суде, говорить с адвокатом, смотреть в глаза родне пострадавшего, ей не хотелось.

— Ой, да будет вам, Аннушка Сергевна! — раздражалась Ирина, и голос ее становился еще противнее. — Там, поди, еще и родня такая, что вам в укор выставят — отчего, мол, не до конца… И не надо, вот не надо так на меня смотреть! Знаем мы этих людишек! Если ему ничего не стоит ударить женщину, то будьте уверены, другие к нему относятся в точности так же. Не убивайтесь вы по этой мрази!