Юн Линдквист - Блаженны мертвые

...Бруно все строил и строил, но чем выше становилась башня, тем дальше оказывалась луна. Он поднял лапу. Лапа накрыла луну. Он попытался на ощупь определить, какая она — шероховатая или гладкая, но поймал только воздух. Луна была дальше, чем когда он начинал строить башню.

<���—>

Бруно уже построил четырнадцать этажей, башня была выше самого высокого дерева в лесу. Сверху были видны горы вдали. В снегу под его ногами что-то зашевелилось. Далеко внизу Водяной кружил возле свай. Бруно поджал ноги и зажмурился.

<���—>

Ночью Бруно увидел целых две луны — одну в небе, а другую в воде. Ту, что в небе, он достать не мог, а ту, что в воде, — не смел. Это была луна Водяного.

В семь двадцать восемь Давид вышел в коридор и замер в ожидании. Ровно в половину хлопнули двери лифта, и раздался тихий стук в дверь. По большому счету, все эти предосторожности были излишними — Магнус и так уже проснулся, — но когда тебе исполняется девять лет, немного таинственности не повредит.

На пороге возник Стуре, тесть Давида, с плетеной корзиной в руках. Давиду нечасто приходилось видеть тестя в чем-либо, кроме тренировочных штанов и заношенного свитера, но сегодня на нем была рубашка в оранжево-красную клетку и чуть тесноватые костюмные брюки — принарядился в честь торжественного случая.

— Стуре, сколько лет, сколько зим!..

— Да уж. Доброго утречка.

Стуре с многозначительным видом приподнял корзину.

— Ага, хорошо, — сказал Давид, — да вы проходите.

Стуре был под два метра ростом, и из-за его широченных плеч вместительная трешка показалась вдруг тесной конурой — тестю ощутимо не хватало простора. Едва войдя в прихожую, Стуре вдруг повернулся и обнял Давида. Просто привлек его к себе на несколько секунд. Не то чтобы утешить или утешиться — скорее, в знак общего горя. Давид даже не успел решить, стоит ли в ответ прижаться щекой к его груди, и только потом, когда уже было поздно, подумал, что стоило.

— Да, — произнес Стуре, — вот ведь как оно бывает...

Давид кивнул, не зная, что на это ответить. Он приоткрыл корзину. На дне свернулся маленький серый кролик. В одном углу виднелись салатные листья, в другом — пара черных катышков. Давид почувствовал резкий запах, которому предстояло вскоре заполнить всю квартиру.

Стуре вытащил кролика. Зверек выглядывал из его здоровенных ладоней, как из гнезда.

— У тебя клетка есть?

— Мама обещала привезти.

Стуре погладил кролика между ушей.

За то время, что они не виделись, нос тестя стал еще краснее, а на щеках проступила сеть кровеносных сосудов. Давид почувствовал запах виски — наверное, остатки вчерашнего перегара — Стуре ни при каких обстоятельствах не сел бы за руль в нетрезвом виде.

— Может, кофе?

— С удовольствием.

Они сели за кухонный стол. Стуре по-прежнему держал в ладонях кролика, такого маленького и беззащитного. Розовый носик его подрагивал, осваиваясь в непривычной обстановке. Высвободив одну руку, Стуре осторожно взял чашку с кофе. Они помолчали. Давид услышал, как Магнус ерзает в постели за стеной. Наверное, хочет в туалет, но боится выходить из комнаты, чтобы не испортить сюрприз.

— Еве уже лучше, — произнес Давид. — Намного. Я им звонил вчера вечером. Врачи говорят, положительная динамика налицо.

Стуре отхлебнул кофе из блюдца.

— И когда она вернется домой?

— Они пока не знают. Она еще программу реабилитации должна пройти или что-то вроде того.

Стуре молча кивнул, и Давид даже испытал неловкость за то, что говорит их языком, оправдывая их действия.

Врач-невролог, с которым он общался, объяснил, что электрическая активность, свидетельствующая о мозговой деятельности Евы, увеличивается по мере улучшения речевых и опорных функций. Судя по всему, восстанавливаются мертвые мозговые клетки — еще один необъяснимый феномен.

Когда же Давид задал тот же вопрос: когда она вернется? — невролог замялся.

— Сложно сказать, — ответил он. — Дело в том, что пока остаются некоторые... проблемы. Но лучше будет, если мы поговорим об этом завтра, при личной встрече. Это трудно объяснить по телефону.

— Какого рода проблемы?

— Ну, видите ли... Лучше, если вы все увидите своими глазами... Завтра я буду в Хедене. Там и поговорим.

Они договорились о встрече. Хеден открывался для посещений в двенадцать, и Давид обещал появиться немного пораньше.

В дверь опять тихо постучали. Давид открыл дверь, впуская мать — в руках у нее была клетка для кролика. К его удивлению, она восприняла новость о несчастном случае относительно спокойно, без истерик, вопреки ожиданиям.

Клетка была неплохой, но не хватало опилок. Стуре заверил его, что сойдет и газета — дешевле выйдет. Пока мать с тестем возились с клеткой, Давид стоял рядом с кроликом в руках.

Они с Евой нередко шутили — вот бы свести их одиноких родителей. Шутка заключалась в их полной несовместимости — они были совершенно разными людьми и ни за что бы не отказались от сложившегося образа жизни. Но пока Давид стоял и смотрел, как они, перешептываясь, кромсают газеты и наполняют миску водой, он даже засомневался, так ли нелепа эта мысль. Роли неожиданно поменялись: теперь их было двое, а он один.

Но я же не один. Ева выздоровеет.

Перед глазами Давида встала рваная рана в ее груди.

Он зажмурился, прогоняя наваждение, затем открыл глаза и попытался сосредоточиться на кролике, который обнюхивал пуговицу на его рубашке. Если бы не авария, не было бы никакого кролика. Они с Евой считали неправильным заводить домашних животных в городе. Но теперь...

Пусть Магнус порадуется. Все-таки день рождения...

Затянув хором «С днем рожденья тебя!..», они направились в детскую. Войдя в комнату сына, Давид встал как вкопанный. К горлу подкатил ком. Магнус и не думал притворяться, что спит. Он лежал, вытянувшись солдатиком, руки на животе, и смотрел на них серьезными глазами, словно зритель, без тени улыбки наблюдающий за несмешным представлением