Юн Линдквист - Блаженны мертвые

Они поздоровались. Магнус попятился к двери, пряча Бальтазара.

— Привет, — обратился к нему Рой. — Тебя как зовут?

— Магнус, — прошептал тот.

— Магнус, значит. А это у нас что?..

Магнус замотал головой, и Давид счел нужным вмешаться.

— У него сегодня день рождения. Мы ему кролика подарили, вот он и захотел его с собой взять... Еве показать. Она ведь здесь, правда?

— Конечно, — ответил Рой и повернулся к Магнусу. — Кролик, значит? Понимаю, я бы на твоем месте тоже захотел похвастаться. Пойдем.

Без долгих церемоний он жестом предложил им следовать за ним и скрылся в комнате, откуда появился. Давид глубоко вдохнул и, взяв сына за плечо, перешагнул порог комнаты.

Взгляду его представились голые стены и скудная больничная мебель. В комнате только и было что кровать с тумбочкой, на которой стоял какой-то аппарат, и простенькое кресло. На полу возле кресла валялось несколько номеров журнала «Американская медицина». На постели сидела Ева.

Повязку на лице заменили на толстый марлевый компресс, так что провала теперь почти не было видно, но голубая больничная рубашка заметно провисала с одной стороны груди. От головы Евы шли какие-то провода, подключенные к аппарату на столике у кровати. Изголовье кровати было приподнято, и Ева полусидела в постели. Руки ее покоились на казенном одеяле, а единственный глаз был устремлен на дверь.

Давид с Магнусом медленно подошли к кровати. Давид почувствовал, как сын весь напрягся, словно пружина. Глаз Евы выглядел сейчас намного лучше — серая дымка практически исчезла, и взгляд казался почти осмысленным. Почти. Правда, она сильно похудела за последние несколько дней — здоровая щека запала, потеряв округлость линий. Уголки рта поползли вверх, складываясь в подобие улыбки, которая скорее напоминала зловещую усмешку.

— Давид, — произнесла она. — Магнус. Мой мальчик.

В голосе по-прежнему проскальзывали металлические нотки, и все же это был голос Евы. Магнус остановился. Давид выпустил его плечо и подошел к постели. Не смея обнять жену из страха что-нибудь повредить, он сел на край кровати и положил руки ей на плечи.

— Здравствуй, любимая, — начал он. — Вот мы и пришли.

Он сжал губы, стараясь не заплакать, и жестом подозвал Магнуса. Немного поколебавшись, сын подошел. Стуре тоже приблизился, встав за спиной внука. Ева переводила глаза с одного на другого.

— Мои любимые, — выговорила она, — моя семья.

Повисла тишина — никакими словами было не выразить то, что они чувствовали. Подошел Рой, сцепив руки на животе, словно давая им понять, что не собирается ничего с ней делать. Он кивнул на аппарат:

— Вы не волнуйтесь, это всего лишь ЭКГ. Это не опасно. Вы главное не... — Незаконченное предложение повисло в воздухе. Рой снова отошел в сторону. Давид посмотрел на экран аппарата, где по черному полю бежала прямая линия, лишь изредка изгибающаяся едва заметными волнами.

Неужели так и должно быть?

Давид снова взглянул на Еву. Взгляд ее был спокойным и немного жутким. У него побежали мурашки по коже. Через пару секунд Давид сообразил, что его так напрягает: голоса всех присутствующих в комнате по-прежнему четко звучали в его голове — всех, кроме Евы.

Давид посмотрел ей прямо в глаза и подумал:

Любимая, ну где же ты?

...Но ответа не последовало. Он попытался сосредоточиться, и ему даже удалось вызвать в своем сознании смутный образ, вобравший в себя все, чем она для него являлась, но это было всего лишь воспоминание, не имеющее ничего общего с женщиной, лежащей сейчас перед ним. Он осторожно взял ее за руку. Ладонь показалась ему холодной, хотя была, должно быть, комнатной температуры.

— У Магнуса сегодня день рождения, — сказал он, — Жалко, торта с малиной не было. Я-то его готовить не умею, так что пришлось обойтись покупным.

— С днем рождения, сынок, — произнесла Ева.

Приняв для себя нелегкое решение, Магнус подошел к кровати и вытащил Бальтазара.

— А мне кролика подарили. Его зовут Бальтазар.

— Он очень красивый, — ответила Ева.

Магнус опустил Бальтазара на кровать. Сделав пару осторожных скачков, кролик уселся между исхудавших ног Евы и принялся обнюхивать одеяло. Ева его словно не замечала.

— Его зовут Бальтазар, — повторил Магнус.

— Бальтазар — красивое имя.

— А со мной ему спать нельзя, да?

Давид уже открыл было рот, чтобы ответить «нет», но, сообразив, что вопрос обращен не к нему, а к Еве, прикусил язык. Ева ответила, повторяя за сыном:

— С тобой ему спать нельзя.

— А почему?

— Магнус... — Давид положил руку ему на плечо. — Прекрати.

— А ты мне потом разрешишь?

— Потом поговорим.

Магнус нахмурился и взглянул на Еву. За спиной послышалось деликатное покашливание.

— Вообще-то, — начал Рой, — я хотел с вами кое о чем переговорить.

Давид погладил пальцем запястье жены, встал и подошел к Рою, уступая место Стуре. Поднимаясь с кровати, он бросил взгляд на экран ЭКГ, заметив, что зубцы стали выше, а интервалы между ними — короче.

Отойдя с врачом в сторону, Давид спросил:

— Вы это имели в виду, да? Что она теперь совсем, как... — У него не повернулся язык сказать «как робот», хотя именно так оно и было. Ева отвечала на все вопросы, и даже вполне осмысленно, но делала это механически, словно заученный урок.

Рой кивнул.

— Я не знаю, — произнес он, — может, это пройдет. Как я уже говорил, она делает большие успехи, но... — Не закончив предложение, он сменил тему: — А спросить я вас хотел вот о чем: вам говорит о чем-нибудь некто или нечто по имени «Рыбак»?

— Рыбак?

— Да. Как только я начинаю расспрашивать Еву о ней самой, все всегда упирается в этого самого Рыбака. Это кто-то или что-то, что ее пугает.

Стуре встал и подошел к ним.

— О чем это вы? — спросил он.

— О Рыбаке, — ответил Давид. — Ева его все время упоминает, вот мы и пытаемся понять, что же это такое.

Стуре оглянулся, бросил взгляд на кровать, где Магнус что-то рассказывал Еве, кивая на Бальтазара, ползающего у нее в ногах.

— Я знаю, что это, — произнес он и вздохнул. — Что, и часто она об этом вспоминает? — Рой кивнул, и Стуре добавил: — Все ясно. Понимаете, она тогда совсем маленькая была, лет семь, наверное, и... Да что уж там, я, конечно, виноват, не углядел. Она тогда чуть не утонула. Можно сказать, совсем уже захлебнулась. Хорошо хоть жена сообразила, что надо делать, а не то... — Стуре покачал головой, погруженный в воспоминания. — Ну да ладно. Короче, еле-еле откачали...

— Папа!!!..

Давид услышал пронзительный вопль сына еще того, как звук достиг его ушей. Впрочем, нет, вопль в голове принадлежал Бальтазару, и, пока крик Магнуса затихал, эхом отдаваясь меж голых стен, послышался другой, похожий на птичий клекот, сопровождаемый сухим хрустом.