Юн Линдквист - Блаженны мертвые

— Тогда что же?

—...утопленник...

— Что?

Повысив голос, Анна просипела:

— Мертвец. Труп. Утопленник.

Малер зажмурился, представил себе кухню и вспомнил, что видел на столе фонарик. Он на ощупь добрался до стола и почувствовал, как пальцы его коснулись металла.

Батарейки...

Он нажал на кнопку, и луч фонаря осветил кухню. Малер направил его в сторону, чтобы не ослепить Анну. Она и сама была похожа на привидение — мокрые от пота волосы свисают со лба, невидящие глаза смотрят прямо перед собой.

— Папа, — прошептала она, не глядя на него. — Элиас... Мы должны его... отпустить.

— Что ты несешь? Куда отпустить?

— Отсюда...

— Тихо, я сейчас...

Малер приоткрыл дверь в комнату, посветил. Пусто. Он открыл дверь пошире, шаря лучом фонаря по комнате.

Окно было выбито — лунный свет отражался в осколках стекла, рассыпанных по полу и столу. Малер прищурился. На столе среди осколков что-то лежало. Крыса. Он сделал шаг вперед.

Нет, это не крыса.

Это была рука. Отрубленная рука. Кожа была тонкой, сморщенной. Мясо верхней фаланги указательного пальца сгнило, обнажая тонкую кость.

Малер сглотнул, легонько ткнул обрубок руки топором. Рука перекатилась по стеклянному крошеву и застыла. Малер усмехнулся. А он что ожидал? Что она подскочит и ухватится за топор? Он посветил в окно, но не увидел ничего, кроме скалистых уступов в зарослях можжевельника.

— Ладно, — обратился он к Анне, выйдя из комнаты. — Я схожу на разведку.

— Нет!

— А ты что предлагаешь? Забиться в кровать и надеяться, что все обойдется?..

— ...Пасен...

— Что?

— Он опасен.

Малер пожал плечами и поднял топор.

— А это ты там его?..

— У меня не было выбора. Он хотел залезть в дом.

До сих пор Малер действовал на чистом адреналине, но сейчас, когда напряжение спало, он с ног валился от голода. Малер, пыхтя, опустился на пол рядом с дочерью. Он подтянул к себе термосумку, открыл пакет с сосисками и, заглотив сразу две штуки, протянул его Анне. Дочь только поморщилась.

Он съел еще две сосиски, но это лишь раздразнило его аппетит. Прожевав резиновую массу, он спросил:

— Элиас?

Анна кивнула на сверток, лежащий на коленях, и ответила:

— Ему страшно. — Голос ее был все еще хриплым, но слова теперь звучали членораздельно.

Малер вытащил булочки с корицей и умял сразу пять штук, набивая живот сдобой. Он сделал несколько глотков молока прямо из пакета. Чувство голода все не проходило, только добавилась тяжесть в животе. Он откинулся назад и вытянулся на полу, чтобы облегчить пищеварение.

— Мы едем обратно, — произнесла Анна.

Малер посветил фонариком, выискивая канистру, и ответил:

— Найдем бензин — поедем, а нет — значит, нет.

— У нас что, бензина нет?!

— Нет.

— Ты же вроде специально ездил...

— У меня не было сил.

Анна ничего не ответила, и это было хуже, чем если бы она принялась его пилить. В груди его закипела злоба.

— Я, между прочим, только и делал, что вкалывал, — начал он. — Все это время...

— Ой, перестань, — перебила его Анна, — только не сейчас.

Малер сжал зубы, перекатился на живот и, дотянувшись до канистры, поднял ее. Она почти ничего не весила — потому что была пуста.

Идиоты! — думал он. — Не могли запастись бензином!

Со стороны двери донесся презрительный смешок, и Малер вспомнил, что Анна могла читать его мысли. Он медленно встал, подняв с пола фонарик и топор.

— Ну, вот сиди тут теперь и смейся, — произнес он. — А я пойду... — Он махнул топором в сторону двери.

Анна даже не пошевелилась.

— Может, выпустишь меня?

— Это тебе не Элиас, — сказала Анна. — Он тут бог знает сколько совсем один...

— Пусти, я пройду.

Анна посмотрела ему в глаза.

— И что мне делать? — спросила она. — Ну... если с тобой что-нибудь случится?..

Малер горько рассмеялся.

— Так вот ты о чем беспокоишься?! — Он вытащил из внутреннего кармана сотовый, набрал пин-код и протянул телефон Анне: — Девять один один. Если со мной что-нибудь случится.

Анна взглянула на телефон, проверяя, есть ли прием, и попросила:

— Давай прямо сейчас позвоним.

— Нет, — ответил Малер и потянулся за телефоном, — или я его забираю обратно.

Анна недовольно вздохнула и убрала сотовый под одеяло.

— Ты же не станешь звонить?

Анна покачала головой и выпустила ручку двери.

— Папа. Мы совершаем ошибку.

— Ну, — ответил он, — это ты так думаешь.

Он открыл дверь и посветил фонариком, шаря лучом по скалистому берегу, траве и кустам малины. Блуждающий луч света выхватил заросли ольшаника между домом и морем, и Малер увидел человеческую фигуру на скалистом склоне, ведущем к воде. Фонарь, в общем-то, и не требовался — света луны было вполне достаточно, чтобы разглядеть белую тень, распластавшуюся на камнях.

— Я его вижу, — произнес Малер.

— И что ты собираешься делать?

— Убью гада.

Малер вышел из дома. Как ни странно, Анна не стала запирать дверь. Пройдя несколько шагов, Малер обернулся. Анна стояла на пороге, держа на руках завернутого в одеяло Элиаса, и смотрела ему вслед.

В другое время он бы, может, и растрогался, но сейчас Малер испытал лишь досаду: специально небось вышла, чтобы посмотреть, как у него в очередной раз ничего не выйдет.

Малер спустился к воде, прошел по берегу мимо лодки и вдруг понял, что тут делает мертвец. Лежа на животе, он зачерпывал воду единственной уцелевшей ладонью и пил.

Малер выключил фонарь, осторожно ступая по склизким водорослям и покрепче перехватывая топор.

Убью гада!

Он же за этим сюда пришел. Чтобы его убить.

Малер был уже метрах в двадцати от чудовища, когда мертвец вдруг встал на ноги. Это был человек, хотя в нем уже не осталось ничего человеческого. В свете луны Малер различил его полуразложившееся тело. Порыв южного ветра принес запах гнилой рыбы. Малер продрался через заросли камыша и поднялся на скалу, где его уже ждал мертвец, склонив голову набок, словно не веря своим глазам.

Глазам?

Глаз у него не было. Он крутил головой из стороны в сторону, будто принюхиваясь или прислушиваясь к шагам Малера. Когда между ними оставалось каких-то несколько метров, Малер увидел, что плоть на груди мертвеца изъедена до кости и белые ребра отсвечивают в ровном сиянии луны. Заметив краем глаза какое-то движение, он содрогнулся — на мгновение ему показалось, что в полусгнившей грудной клетке мертвеца бьется сердце.

Малер поднял топор и включил фонарь, на всякий случай направив его в глаза чудовищу, — кто его знает, вдруг оно все-таки видит. На фоне темного моря мертвец казался совсем белым, и тут Малер разглядел то, что поначалу принял за сердце, — в грудной клетке утопленника шевелился жирный черный угорь, выедающий свою тюрьму изнутри.