Сьюзан Хаббард - Иная

Ирония системы моего образования отчасти проявилась в тот день, когда отец рассказывал мне о Джоне Дьюи [32] Джон Дьюи (1859–1952) — американский философ и педагог, представитель философского направления прагматизма. Центральное понятие философии Дьюи — понятие опыта — всего того, что имеется в человеческом сознании, как врожденное, так и приобретенное. (Прим. перев.) и прагматиках. Дьюи, говорил отец, полагал, что ученость проистекает из действия и поиска. Знание же вырастает из опыта и событий. Только много лет спустя я осознала, что все мое раннее обучение было пассивным, благодаря упорядоченной, предсказуемой, скучной жизни. С тех пор как я покинула Саратога-Спрингс, мое обучение пошло куда активнее.

Маминому компьютеру понадобилась приблизительно минута, чтобы обнаружить Миднайт-пасс-роуд в Сиеста-Ки, районе города Сарасота в штате Флорида, и еще минута, чтобы сообщить мне, что никакой Пим в телефонном справочнике по этой улице не значится. Но номер могли и не вносить в список, подумалось мне, или внесли на чье-нибудь чужое имя.

Сарасота! Отец и впрямь был рабом привычки… если этот Пим и вправду мой папа. Так или иначе, я собиралась встретиться с ним и выяснить этот вопрос.

Надо было только сообразить, как лучше туда добраться и говорить или не говорить мае, что я уезжаю.

Я научилась ценить карты. Сарасота находилась недалеко, всего в сотне миль к югу от Хомосассы. Я могла бы добраться туда за пару-тройку часов.

Почему тогда я валялась на полу в гостиной, поедая арахис на пару с любимой обезьяной? Я винила во всем жару и собственную инертность. Выйти наружу было все равно, что муравью перейти вброд миску с супом. В воздухе пахло перезрелыми фруктами, которые вот-вот начнут гнить. Слишком жарко для каких бы то ни было действий, говорила я себе.

Но я знала, что истинная причина моих колебаний — вопрос, заданный мамой: «Что, если ты найдешь его, Ариэлла?»

И я помнила его слова, сказанные всего несколько месяцев назад: «Жизнь состоит из того, что люди уходят».

В тот вечер, моя вместе с мае посуду, я сказала:

— По-моему, я знаю, где папа.

Мае позволила тарелке выскользнуть у нее из рук в мыльную воду, затем поймала ее и принялась намывать.

— Думаю, он в Сарасоте. — Я сполоснула последний стакан и поставила его на сушилку.

— Ему всегда там нравилось. — Мамин голос звучал тускло, бесстрастно. Я не могла разобрать ее мысли, только жужжание замешательства.

— Разумеется, я пока не уверена, что имя, которое я проследила, принадлежит ему. — Я взяла протянутую мне тарелку и сполоснула ее.

Она мыла следующую тарелку.

— Почему не позвонишь ему? — спросила она.

Я поведала ей о безуспешных поисках какого-либо телефонного номера, принадлежащего мистеру Пиму.

— Пим. — Она вынула затычку, и мы смотрел и, как вода спиралью уходит в сток. — Так что ты предполагаешь делать теперь, Ариэлла?

Я-то надеялась, что это она подскажет мне дальнейший путь.

— Думаю, я могла бы отправиться в Сарасоту. — Я повесила льняное посудное полотенце на место. — Я должна знать, жив ли он, мае.

— В таком случае, думаю, мне лучше поехать с тобой.

Сарасота представляет собой странную смесь богатства и бедности, природной красоты и дешевого китча — этот город трудно охватить мыслью, потому что впечатление о нем меняется с каждой милей. На окраинах мы ехали мимо торговых центров и указателей охраняемых кварталов, характерных почти для любого флоридского городка. Но внутреннюю часть города составляли более старые и невысокие дома, пришедшие, казалось, из другой эпохи.

Остановившись на светофоре в центре, я увидела двух женщин, вероятно, мать и дочь, в ярких пестрых сарафанах и темных очках. Они читали меню, вывешенное в ресторанном окне. Я позавидовала их беззаботности — хорошо, когда не надо решать вопросы более сложные, чем где пообедать и куда пойти за покупками.

— Не обзавестись ли нам новой одеждой, — сказала мае.

Она резко свернула и направила пикап на парковку.

— Ну же, Ариэлла! Ты же не хочешь появиться перед отцом замарашкой.

— Значит, ты тоже думаешь, что он здесь.

— Кто знает? — отозвалась она. — В любом случае, хорошо снова побывать в Сарасоте.

Мама оказалась гениальным покупателем: она в секунду обозревала наличный товар и принимала решение, не давая себе труда примерить обновку. Я была медлительна. Кроме прочесывания комиссионок в компании Джейн, я вообще не ходила в магазин с тех пор, как мы с Кэтлин фланировали по торговому центу в Саратога-Спринге.

Здесь магазины были меньше, более специализированные и дорогие. Забавно было снова почувствовать себя маленькой девочкой.

Я показывала платья, а мама кивала или мотала головой. Мне понравилась блузка с узором из цветов гибискуса, но она сказала:

— Ты что? Ты же знаешь, как у него с узорами. Он от такого в ступор впадет.

Это могло продолжаться часами, но мы обе проголодались.

Мы решили надеть две из наших покупок: я — голубое платье-футляр с квадратным вырезом, она — дымчатое платье с открытой спиной. Остальное сложили в фургон, скормили монетки парковочному счетчику и направились к кафе, где предлагали морепродукты.

Мама заказала пикардо со льдом и вылила половину в мой стакан с колой. (Любой, кого заботит относительно высокий уровень потребления алкоголя среди вампиров, может обратиться к монографии доктора Грэма Уилсона «Аспекты метаболизма алкоголя при проведении пробной диетотерапии».)

Мы заказали рыбу — жареного морского окуня для нее и махи-махи для меня. Когда принесли блюда, она извлекла из сумки бутылочку и щедро посыпала еду ее содержимым. Выглядела приправа как хлопья красного перца, но на вкус было как «санфруа».

— Сухая заморозка, — пояснила она. — Я всегда беру специи с собой.

По дороге к Миднайт-пасс мама показывала знакомые ей приметы.

— На запад отсюда расположен Ботанический сад Селби. Там-то мы и поженились.

— Я знаю. У меня есть фотографии.

— Я столько лет не видела этих снимков, — сказала мае.

Я попыталась представить себе, каково это — потерять все, что имел, даже свадебный альбом. «Может, надо отдать ей альбом? Или это ее расстроит?»

Мы пересекли дамбу. Залив был усыпан парусными лодками, и я попыталась вообразить папу живущим на краю белого песчаного пляжа. Надежды мои начали таять по мере продвижения по Миднайт-пасс-роуд, мимо рядов высотных зданий.

— Это не похоже на его окружение, — заметила я.

— Его окружение? — Мама улыбалась. — А как именно должно выглядеть окружение твоего отца?

— Скорее как дом в Саратога-Спрингс. Старое, серое и унылое.

— Здесь ты уныния не найдешь. — Мама свернула в переулок. — И особо старого тоже. Ты говорила, дом шесть-семь-ноль-пять?