Ричард Матесон - Призраки

Он хмыкнул. Пусть поспит, а разбудит он ее обязательно с рассветом. Таким образом, в Лос-Анджелес они вернутся уже завтра утром, в худшем случае — вскоре после обеда.

Дэвид минуту посидел рядом со спящей женой, ни о чем не думая, потом решил, что вполне может спуститься и сделать себе яичницу из нескольких яиц. Встал, выключил в спальне свет и вышел на лестницу. Забрав из ванной туалетные принадлежности, отправился вниз. Главное, что их отъезд намечен бесповоротно. Скорее бы наступил рассвет.

Положив туалетные принадлежности на кучку одежды, он отнес коробку с остатками еды обратно на кухню и зажег там свет. При мысли о том, что придется снова доставать и потом мыть сковороду, тарелку, кофейную кружку, лопаточку, он нахмурился и решил, что вполне можно ограничиться хорошим сэндвичем.

Усевшись за стол, отрезал два ломтя белого хлеба и принялся искать в коробке что-нибудь подходящее для начинки сэндвича. Неожиданно его пальцы нащупали горлышко бутылки с мартини. «Неплохая мысль», — решил он и вынул бутылку. Привстал было, чтобы поискать стакан, но упал обратно на стул. «Лишние это хлопоты, — сказал он себе. — Можно прекрасно пить прямо из горлышка». Даже масло можно размазать по бутерброду пальцем, чтобы не доставать и не мыть потом нож. Дэвид улыбнулся, раскупорил бутылку и приложился к горлышку.

Глоток спиртного подействовал на пустой желудок, будто удар под дых. Чуть не взвыв от боли, он сцепил зубы и с отвращением поставил бутылку на стол. Снова заглянул в коробку с продуктами и выудил оттуда кусок сыра. Осмелев, сделал еще глоток. Этот прошел лучше. Тепло от первой порции спиртного уже разливалось по телу, согревая желудок. «Ну-ка, еще угля в топку», — храбро сказал он себе и сделал третий глоток, побольше.

Поморщившись, Дэвид положил ломтик сыра между двумя кусочками хлеба, решив вообще обойтись без масла, чтоб не пачкаться. С наслаждением откусил от сэндвича, но ожидаемого удовольствия не получил: приготовленная на скорую руку еда показалась ему нестерпимо сухой и драла горло, вызывая кашель. Снова отпил мартини, помогая себе. «Вот придет отключка, ура, ура!» — замурлыкал он тихонько на мотив популярной песенки его детства «Вот придет молочник». Зажмурил поскорее глаза, чтоб полнее ощутить блаженство, волнами расходящееся по телу. Господи, до чего отличная штука мартини, его язык понимает каждый человек на земле.

«Уважаемые господа, члены Генерального комитета ООН, я обращаюсь к вам. Настоящим заявлением вношу предложение впредь именовать мартини Коктейлем Организации Объединенных Наций. Прошу признать это название официальным и гарантирую наступление полнейшего мира на земле уже через двадцать четыре часа после принятия данного решения».

Произнеся про себя эту тираду, Дэвид сделал еще глоток, поставил бутылку на стол и критически осмотрел бутерброд. Не удовлетворенный осмотром, строго сказал: «Вы не обращались к нам с письменным заявлением, ваше дело рассматриваться не будет» и отложил бутерброд в сторону. Голода он уже не чувствовал. Поднес бутылку к губам, откинулся назад и сделал большой глоток. Вздохнул, подождал еще несколько минут и снова отпил из горлышка. Интересно, сколько выпивки было здесь к сегодняшнему вечеру. Сейчас там оставалось не больше чем на дюйм от донышка.

— До свидания, дюймик, — любовно произнес он и осушил бутылку до дна. — Обратите внимание, леди и джентльмены нашей радиоаудитории, что я пришел сюда с целью приготовить себе яичницу. А теперь я сам чувствую себя яичницей. И должен сказать вам, что такое превращение вносит изрядную путаницу в мироощущение вашего покорного слуги. А посему вернемся к приключениям дедушки Дэвида.

Икнул, недовольно нахмурился. «Не обращайте внимания, солдат». Подбородок его упал на грудь. Минуту спустя он положил обе руки на стол и опустил на них усталую голову.

— Следует капельку вздремнуть, — пробормотал он. — Примите письмо, мисс Блоджетт, и позвольте заметить, что я никогда не видал вас неодетой.

Поерзав на стуле, Дэвид нетерпеливо вздохнул. «Как-то мне не по себе. Нервничаю, что ли, — подумал он. — Как будто чего-то хочется, только не знаю чего».

— Ты хочешь меня, вот и все.

Он изумленно уставился прямо перед собой.

— Лучше оглянись.

Он оглянулся. Дверь была распахнута. В полутьме обеденной ниши виднелся силуэт Марианны. Она смотрела ему в глаза, и Дэвид почувствовал, как сводит его желудок.

Перед ним стояла совершенно обнаженная женщина.

Он не сводил с нее глаз, не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой. Она глубоко вздохнула, отчего тяжелые груди подались вперед, темные соски чуть напряглись.

— Я пришла попрощаться, — усмехнулась она.

Он отрицательно качнул головой.

— Почему ты отказываешься? Что в этом плохого? Твоя жена спит, я только что проверила. И очень крепко. У нас достаточно времени для отличного прощания.

Он невольно отшатнулся от нее.

— Я уезжаю.

— Знаю. Потому и пришла.

Беспомощный, он скользнул взглядом по ее телу.

— Вот так, теперь рассмотри меня получше. — Он вздрогнул, когда она подвела ладони под груди и приподняла их. — Они твои. Всего один раз. Только один раз. — Полуоткрытый рот обнажил полоску зубов. Веки чуть опустились. — Ты ведь хочешь меня. Сам знаешь, что хочешь. Всего один раз. Что в этом плохого?

Она медленно и плавно изогнулась.

«Нет, я не буду этого делать», — протестовал его напуганный разум. Но перед властным зовом плоти в эти минуты он был подобен беспомощному ребенку. Он пытался стряхнуть чары, но не мог даже шелохнуться. Лишь через несколько долгих мгновений сумел, преодолев головокружение, подняться на ноги и шагнуть к ней.

— Ты ведь хочешь меня, разве нет?

«Всего один раз. Что в этом плохого? — повторял он ее слова. — Утром я уеду. Только один раз. Только один».

— Разве нет? Дэвид, скажи.

— Да. Хочу.

«Всего один раз».

Он подошел к ней вплотную. Марианна чуть подалась назад, и он шагнул за ней. Теперь они оба стояли в гостиной, рядом с ним на полу лежала ее одежда. Голос разума смолк. Теперь все его существо отвечало лишь на зов плоти — жадной, голодной, трепещущей.

— Вот так. Иди за мной. Стань зверем. Кто мы, если не звери? Что может быть лучше, чем стать зверем и наслаждаться этим? — Она опустилась на колени, затем, склонив голову, оперлась на ладони вытянутых рук. — Стань зверем. Делай как они. Возьми меня!

Побежденный наваждением, он шагнул к ней. Густой мускусный запах обволакивал его, как туман. В голове все помутилось, комната закружилась, в глазах потемнело. Он видел перед собой только ее — зовущую самку. Зверь, прекрасный зверь. Он сорвал с себя одежду, как ненужную мертвую шелуху.