Милош Урбан - Семь храмов

— Однако же вас ценят, — сказал я.

— Они знают, что без стола мне, как без ноги, — усмехнулся Загир и слегка приподнял одеяло с правой стороны кровати. Я увидел ногу, перевязанную от пальцев до икры, под бинтом был толстый, как подушка, слой ваты.

— Быстро заживает?

— На мне все быстро заживает, — воскликнул он с наигранной бодростью и сунул в рот несколько виноградин. У него была неприятная привычка говорить с набитым ртом. — Еще бы, ведь меня тут просто завалили витаминами… Это все женщины — они приносят сюда фрукты и ликеры. Но только не букеты. От кого цветы — понятия не имею. Может, от тайной воздыхательницы.

— Дорого же они ей обошлись, — заметил я, окидывая взором весь этот райский сад.

— Вот только я ее ни разу не видел, — пожаловался он. — Честно говоря, такой визит придал бы мне сил. Хорошо хоть другие меня не забывают. Видите ключ в двери? Приходится запираться.

Хвастовство Загира было неприятно; что мне до его личных дел? Я с неприязнью глядел на его топорщившиеся усики, напоминавшие кошачьи. Да и вообще вся его голова словно принадлежала небольшому, получившему хорошую взбучку коту. Очевидно, я не смог скрыть свое неудовольствие, потому что он подмигнул мне и сказал:

— Вы точно лимон надкусили. Впрочем, надеюсь, вы меня понимаете — это и впрямь утомляет, особенно после такой травмы. Надорванное сухожилие страшно болит, хотя двигаться мне сейчас приходится мало. А уж ребра… Говорят, пока еще ничего, то ли будет, когда я перестану принимать болеутоляющее и займусь восстановительной гимнастикой.

— Но вы ведь уже немного ходите, правда? — спросил я, указывая на прислоненные к стене костыли.

— Если приспичит, и на одной ноге доковыляю, но вообще-то дело обстоит не лучшим образом. У меня удалили порванные сосуды, а потом сшили сухожилие и заштопали икорную мышцу. Все это делалось в два приема, такое там у меня было месиво. Самое страшное, что за пару недель сухожилие срастется и потом мне полгода придется его разрабатывать и растягивать. В декабре я должен был отправиться на симпозиум европейских архитекторов в Любляну. Впрочем, я все равно туда поеду, будьте уверены.

— Дай-то Бог. Вообще-то вам повезло, все могло закончиться куда хуже. Вы знаете, что вам грозило? Раскачанный колокол обладает невероятной мощью, однажды он это уже доказал.

Тут я запнулся. Легенда о святоштепанском Лохмаре была явно не к месту.

— Я знаю, о чем вы, — он вскинул руки и затараторил так быстро, что я едва улавливал смысл его речей. — Я вам страшно благодарен, доктора сказали, что еще несколько минут — и сухожилие совсем бы разорвалось, тогда мне пришлось бы всю жизнь хромать, большое, большое вам спасибо, господин Швах… Вот поэтому-то я и хотел, чтобы вы ко мне зашли. Здесь были люди из уголовной полиции, даже их начальник приходил, полковник Олеярж, чтобы поговорить с жертвой нападения. Я спросил про вас, и он в грубых чертах обрисовал мне ситуацию — какие-то политические грешки, верно? Господи, да кто же из нас хоть раз в жизни не флиртовал с властями? Госзаказик там, дела всякие-разные. Я и сам не то чтобы чист, как лилия. Подождите, ничего не говорите, вы исключение, я все понял. Однако к делу. Я слышал, вас только что нанял этот чудак Гмюнд, да еще вместе с уголовной полицией, которая, если я правильно понимаю, приставила к нему кого-то из своих людей — для верности. Гмюнду вы нужны не каждый день. Я не знаю, сколько вы у него будете получать, но готов предложить вам еще один заработок, и не говорите, что он бы вам помешал. Может, хоть пальто себе купите.

Я поглядел на мятый плащ Пенделмана, переброшенный через спинку стула, и тут же вспомнил о несчастном уделе его вдовы и моем участии в этой истории.

— Если я правильно понимаю, вы хотите нанять меня в качестве телохранителя или кого-то в этом роде. Так вот, считаю своим долгом предупредить, что подобное задание я получил, работая в полиции, и с треском его провалил. Я не гожусь для таких дел.

Он пожал плечами и сказал, что про Пенделманову ему известно.

— Между нападением на меня и ее историей, скорее всего, отыщется кое-что общее — может, это вас привлечет? Получите шанс потрафить Олеяржу. Все же знают, что никакое это было не самоубийство.

Я не верил своим ушам.

— Олеярж сам вам что-то говорил?

— Ему пришлось это сделать, потому что мне положена полицейская охрана. Но я от нее отказался и предпочел нанять вас. Однажды вы уже спасли мою шкуру, и я, суеверный, как старая цыганка, хочу спасти ее еще раз.

— Значит, вы полагаете, что попытка повторится?

— Конечно, повторится. Олеярж по секрету сообщил мне, что этой тетке, этой самой Пенделмановой, сначала угрожали: потому-то вы и должны были ее стеречь. Со мной было то же самое, но я не принимал угрозы всерьез — до тех пор пока меня не сцапали.

— А что это были за угрозы? Тоже булыжник? — Проклятье! Я готов был сам себе надавать пощечин, однако слово уже вылетело. Нет, не выйдет из меня детектива; вечно разбалтываю все, что знаю.

— Булыжник? Так вот оно что! Ей разбили окно? — Вид у Загира был лукавый — еще бы, столько из меня вытянуть!

— Да. Поймите, мне важно знать, угрожали ли вам подобным образом.

— Нет, со мной было по-другому. Примерно месяц назад я получил письмо, а через неделю пришло еще одно. Оба сейчас в столе у Олеяржа.

— Значит, полковнику было известно, что вы в опасности?

— Нет, я попросил жену передать их ему совсем недавно, только уже когда попал сюда. Теперь он ломает голову над тем, есть ли какая-нибудь связь между моим делом и делом Пенделмановой.

— Что было в этих письмах?

— Скажу, если вы согласитесь присматривать за мной.

— Выдвигаете условия?

— Боже сохрани, ведь я вам стольким обязан. Просто хочу элементарных гарантий. Везунчик, который однажды избежал смертельной опасности, в дальнейшем защищен от нее не более прочих. Хотелось бы подстраховаться.

— Хорошо. Когда я вам понадоблюсь, звоните. Но приоритет у Гмюнда.

— Учту. Итак, письма. Вся странность заключалась в том, что автор не написал их, а нарисовал. Линии, выведенные неумелой рукой, на первый взгляд дурацкая мазня. Но письма просто пышут злобой, уж поверьте. Иначе я бы сразу их выбросил.

— А как вы поняли, что они несут угрозу?

— На одном рисунке был я. Из спутанного клубка штрихов выглядывала моя кудрявая башка, обрамленная каким-то окошком, может, окном автомобиля. Я сразу ее узнал.

— А вдруг вас кто-то разыграл? Дети, к примеру?

— Не исключено. Но если бы вы увидели эти листочки, то сразу подумали бы, что кто-то нарочно пытался подражать ребенку. Я архитектор и в этом разбираюсь. Я нарисовал бы примерно так же, если бы взял карандаш в левую руку, хотя я и правша, и держал бы его, как мешалку для теста. Я уже попробовал.