Кирилл Кудряшов - Эпидемия FV

Женя бросился к окну, и успел увидеть существо, исчезающее в кустах, бегущее на двух ногах…

Он обернулся, посмотрел на лица друзей. Все были мертвенно бледны, и молчали, стараясь не смотреть на него. Негромко стонал под одеялом Сергей…

Женя вышел в коридор, отстранив стоявшего как истукан Леху.

— Помогите ему, — кивнул он на Сергея, и одна лишь Даша кивнула в ответ. Из своей комнаты выглядывала Елена Семеновна, так и не решившаяся ни о чем спросить проходящего мимо нее, нагого, залитого кровью Женю. И правильно, все равно ему нечего было ей сказать.

Он вернулся в свою комнату, не потрудившись закрыть за собой дверь. Вошел в ванную, взял в руки душ, и открыл воду, даже не встав в ванну. Вода обжигала, и он сделал ее чуть-чуть похолоднее. Совсем чуть-чуть! Пусть он весь обварится кипятком, лишь бы смыть с себя кровь, и это. Ощущение, оставшееся после прикосновения к твари.

Перед мысленным взором пульсировали две алые буквы: «FV», затмевая все, мешая думать и сводя с ума. И когда что-то коснулось его плеча, Женя вскрикнул и едва не ударил кулаком наугад, уже видя как тварь взбирается ему на плечо и впивается своими зубами ему в горло.

Но это была Аня… Она что-то говорила, гладила его по волосам и щеке, вынимая душ из его намертво сжатого кулака. Он не слышал ее, голос доносился до него откуда-то издалека, искаженный настолько, что уже нельзя было разобрать слов. Не слышал, но доверился ее рукам. Позволил отвести себя в комнату, уложить на кровать и укрыть одеялом, которое Аня заботливо подоткнула со всех сторон.

А потом он долго еще лежал с открытыми глазами, не видя ничего вокруг, кроме алого FV на темном фоне, и чувствуя Анину руку у себя на лбу. А потом, наконец, FV ушло, сменившись темнотой забытья.

Он почти не помнил происшедшего. Смутно-смутно, когда он пытался вспомнить, как именно умерла Марина, в памяти всплывал уже знакомый образ ребенка с красноватой кожей, и когтями на рукам и ногах. Существо, присутствовавшее в его галлюцинациях в день пожара на ГЭС, целую вечность назад. Наверное, о нем же говорила и Марина. Наверное, это оно ходило вокруг машины, выжидая удобный для нападения момент. И вот, дождалось.

Оно убило ее. Марина умерла.

Они допоздна говорили в тот вечер. Было страшно, на сердце давил груз неизвестности и безысходности. Что там происходит в Медянске, и во всем мире? Оба звонили родителям, и оба убеждались что с ними все в порядке. Медянск возвращался к жизни, и казалось, что все будет хорошо… Казалось, но уверенности в этом не было.

Они говорили о будущем. Об их будущем, и будущем их ребенка. О том, в какую школу отдадут дочку, когда придет пора это сделать, как будут воспитывать ее, на что делать упор…

Занимались любовью… Сначала ласково, а потом исступленно, как в последний раз. Да, эту фразу произнес именно он. «Как в последний раз»… только имел в виду он совсем другое! Что, быть может, это последний секс до самых родов, потому как он боится потревожить ребенка…

Марина смеялась, и шептала ему на ухо, что заниматься любовью они спокойно могут месяца еще как минимум месяца два, а то и три… Смеялся и он…

«Как в последний раз…»

Когда она заснула, он ушел на свою кровать. Кровати в «Дзержинском» совершенно не были рассчитаны на молодоженов и просто влюбленных. Спать на них можно было, конечно, и втроем, но только штабелями… Чувствовалось, что санаторий строили в годы СССР, в котором, как известно, секса не было… Он уснул практически мгновенно, и даже видел какой-то сон. Скорее всего кошмар, вот только какой — уже вспомнить не мог. Кошмар реальности затмил собой все!

Он даже не сразу проснулся, когда Марина начала кричать… Сначала ему казалось, что ее крики — тоже часть сна… Но когда он открыл глаза…

Все остальное было как в тумане. Крики Марины, кровь на полу, на белых простынях, на стенах… на нем. И ребенок! Тот ребенок из галлюцинации. Тот, именно тот, хотя был и отличия. Он явственно помнил клыки во рту у того, виденного в собственном офисе, у этого же зубы были маленькими, но, судя по всему, очень острыми. И клеймо «FV» на лбу у его галлюцинации… У существа из реальности его, естественно, не было.

Марина умерла…

Эта мысль отрезвляла, заставляла бороться.

Марина умерла!

Так он заставил себя открыть глаза. Потолок. Стены. Комната? Точно такая же, как та, в которой умерла Марина, но не она.

— Сережа… — Дашин голос. А, вот и она сама, в глазах забота, доброта… впрочем, доброта в глазах Даши светилась всегда, стоило ей их открыть. Но сейчас в них был еще и страх. — Сережа, это я…

— Знаю…

Боже, какой странный у него теперь голос. Какой-то сухой, безжизненный!

— Серега, ты как? — а вот и Леха. Куда ж без него!

— Нормально я! Где Марина?

— Ты… — Даша опустила глаза. — Ты не помнишь?

— Черт! Все я помню! Где Марина?

Он не мог заставить себя сказать «тело Марины»! Не мог даже мысленно произнести этих двух слов… Она умерла, но только здесь, в этом мире. В его душе она все еще жила, и будет жить всегда!

— Я не думаю, что тебе сейчас стоит ее видеть!

— А ты не думай! — он взлетел с кровати, и схватил Леху за грудки, параллельно делая еще одно открытие — он одет. Пока он спал (был без сознания?) они одели его… — Я тебя не об этом прошу! Где Марина?!!

— В холодильнике!

— Где?!!

— В холодильнике! Не в комнате же ее было оставлять? Когда все закончится мы отвезем ее в город и похороним.

— Когда все закончится? — передразнил его Сергея, отступая на шаг назад. — Да все уже закончилось!

Новое открытие, за окнами светло. Сколько же он проспал? Судя по всему, сейчас часов десять утра.

— Вы еще не поняли? Все уже закончилось! Вот скажите мне, телефоны работают? Нет… Так я и думал. Отвезем ее в Медянск, говоришь? Да некуда везти! Скорее всего Медянска уже нет! Вы видели тварь, которая уби… напала на Марину? — он больше не мог произнести этого слова. Он знал, что Марины больше нет, и в то же время отказывался в это верить. — Это же то самое существо, о котором она говорила! То самое, которое и она и я видели в своих кошмарах! Оно не из нашего мира. Они выломали дверь, и теперь толпой валят сюда. И дверь эта — в Медянске, чувствую!

— Пожалуйста, успокойся! — Даша попыталась взять его за руку, но он вырвался.

— Да я спокоен! Со мной все нормально, кроме того что…

«Что Марины больше нет! Марины, и нашей дочки!»

… что вы положили Марину в холодильник! Я хочу похоронить ее! Сейчас же!

— Сережа…

— Что, «Сережа»? Опять скажешь, что мне не стоит ее видеть? Я видел, как эта тварь… как она набросилась на нее! Думаешь, это менее страшно, чем увидеть… Маришку сейчас…

Ему казалось, что он сейчас заплачет. В голосе появились те надрывные интонации, что свойственны людям, готовым разрыдаться. И он хотел этого, хотел выплеснуть боль, но… Но не мог. Что-то перегорело внутри него, ушло вместе с Мариной.