Клайв Баркер - Сотканный мир

— Я видела место, где он обитает, — продолжала она. — Там были стены, громадные стены. И песок, внутри и снаружи. Похоже на край света.

Теперь взгляд Иммаколаты устремился на него, и видение, захватившее ее, постепенно таяло.

— Когда, Шедуэлл? — спросила она.

— Что «когда»?

— Аукцион.

— Послезавтра. Как мы и договаривались.

Она кивнула.

— Странно, — произнесла она, голос ее внезапно сделался совершенно будничным. Скорость, с какой менялись ее настроения, всегда обескураживала его. — Странно, что эти кошмары не проходят.

— Все из-за того, что ты увидела ковер, — сказал Шедуэлл. — Он пробудил воспоминания.

— Нет, дело не только в этом, — возразила она.

Иммаколата подошла к двери в другую комнату апартаментов Шедуэлла и открыла ее. Мебель в той комнате за дверью была сдвинута к стенам, чтобы на полу уместилась их добыча, Сотканный мир. Иммаколата застыла на пороге, разглядывая ковер.

Из какого-то суеверия она не решилась ступить на него босыми ногами и обошла по периметру, пристально вглядываясь в каждый дюйм.

У середины противоположной стороны она остановилась.

— Смотри, — сказала она указывая на Сотканный мир.

Шедуэлл подошел к ней:

— Что там такое?

— Не хватает клочка.

Он проследил за ее взглядом. Иммаколата была права: небольшой кусочек ковра был оторван, скорее всего, во время стычки на складе.

— Ничего страшного, — заметил он. — Наших покупателей это не смутит, поверь мне.

— Меня волнует не цена, — отозвалась она.

— Тогда что же?

— Раскрой глаза, Шедуэлл! Каждый из узоров — это один из ясновидцев.

Шедуэлл опустился на корточки и изучил орнамент на кайме. В узоре трудно было увидеть лица. Скорее пятна краски.

— И это люди? — удивился он.

— Ну да. Самые отбросы. Низшие из низших. Вот почему они помещены на край. Здесь опаснее всего. Но они все равно полезны.

— Чем же?

— Они — первая линия обороны, — ответила Иммаколата, не сводя глаз с дырки в ковре. — Они первыми попадают под удар и первыми…

— Просыпаются, — завершил Шедуэлл.

— Да, просыпаются.

— Так ты думаешь, они уже где-то здесь? — спросил он и перевел взгляд на окно.

Занавески были задернуты, чтобы никто не увидел их сокровище, но Шедуэлл прекрасно представлял ночной город за стеклом. Мысль о том, что где-то там находится высвобожденная магия, неожиданно встревожила его.

— Именно так, — кивнула Иммаколата. — Я думаю, они проснулись. И Бич чует их во сне. Он знает, Шедуэлл.

— Так что же нам делать?

— Мы отыщем их раньше, чем они привлекут к себе внимание. Бич, наверное, уже совсем дряхлый. Может быть, он стал слабым и забывчивым. Однако его сила…

Голос Иммаколаты затих, как будто слова не имели смысла перед лицом подобного ужаса. Она тяжко вздохнула, прежде чем начать снова.

— Каждый день, — сказала она, — с помощью менструума я ищу признаки его приближения. А он придет, Шедуэлл. Наверное, не сегодня ночью. Но придет. И тот день, когда он придет, станет последним днем магии.

— Даже твоей?

— Даже моей.

— Значит, мы должны отыскать их, — решил Шедуэлл.

— Не мы, — возразила Иммаколата. — Нечего нам марать руки. — Она пошла обратно в спальню Шедуэлла. — Они не могли уйти далеко, — говорила она на ходу. — Они чужаки в этом мире.

У двери Иммаколата остановилась и повернулась к нему.

— Ни в коем случае не выходи из этой комнаты, пока мы тебя не позовем, — приказала она. — Я собираюсь кое-кого пригласить в качестве наемного убийцы.

— Кого? — спросил Шедуэлл.

— Ты его не знаешь, — ответила Иммаколата. — Он умер за сотню лет до твоего рождения. Впрочем, у тебя с ним очень много общего.

— И где он находится сейчас?

— В усыпальнице, где и закончилась его жизнь. Он, видишь ли, пытался доказать, что он мне ровня, и соблазнить меня. Поэтому и захотел сделаться некромантом. Может, у него и получилось бы. Он был готов пойти на все. Но дело не заладилось. Он вызвал из какого-то низшего мира Хирургов, а им это совсем не понравилось. Они гоняли его по всему Лондону, и в конце концов он ворвался в усыпальницу. Умолял меня отправить их обратно. — Иммаколата понизила голос до шепота. — Но разве я могла? Он сам сотворил заклинание. Я могла лишь позволить Хирургам сделать то, что они должны делать. И в конце, когда он превратился в кровавое месиво, он попросил меня: «Забери мою душу».

Она замолчала. Затем продолжила:

— Я так и сделала.

Она посмотрела на Шедуэлла.

— Сиди здесь, — сказала она и закрыла дверь.

Шедуэлл и сам предпочитал держаться подальше от сестер, когда они что-то затевали, а еще лучше — вообще никогда не видеть ни Магдалены, ни Старой Карги. Однако призраки были неотделимы от своей живой сестры, и каждая из них непостижимым образом являлась частью другой. Этот гнусный союз являл собой лишь одну из их тайн, помимо множества других.

Усыпальница, например. Там собирались приверженцы ее культа в те времена, когда Иммаколата была в полном расцвете сил и амбиций. Но она утратила прежнюю власть. Ее желание править Фугой, к тому времени обратившейся в горстку разрозненных селений, не осуществилось. Враги Иммаколаты разоблачали ее, они составили список ее преступлений, начиная с совершенных в материнской утробе. Она вместе со своими приверженцами отвечала ударом на удар. Произошло кровопролитие, хотя Шедуэлл так и не выяснил его подробностей. Но о последствиях он знал: оклеветанной и униженной Иммаколате было запрещено впредь переступать границы магической Фуги.

Она плохо переносила изгнание. Не в силах обуздать свою природу и таким образом затеряться среди чокнутых, она превратила свою жизнь в череду кровавых вылазок, преследований и новых вылазок. Ее до сих пор помнили, ей поклонялись посвященные, придумавшие для нее дюжину имен: черная мадонна, матерь скорбей, матер малифекориум; но она стала жертвой собственной странной непорочности. Безумие привлекало ее как единственное убежище от банальности Королевства, куда она изгнана.

Вот такой была Иммаколата, когда ее встретил Шедуэлл. Безумная, она толковала о том, о чем он никогда прежде не слышал. Если бы он сумел заполучить эти странные вещи, они сделали бы ею могущественным.

И вот теперь они были перед ним, все эти чудеса. Заключенные в прямоугольник ковра.

Шедуэлл вышел на середину, глядя вниз, на спираль стилизованных облаков и молний, именуемых Вихрем. Сколько бессонных ночей он провел, размышляя над этим сгустком энергий? Каково это, быть богом? А может быть, дьяволом?

Его вывел из задумчивости вой, донесшийся из соседней комнаты, и лампа у него над головой внезапно потускнела, как будто весь свет засосало под соседнюю дверь. Предвестие непроглядной тьмы, приближавшейся издалека.