Кирилл Партыка - Подземелье

— Что, мужики, бражки нажрались и Кешкину бабку поделить не можете? — осведомился начальник розыска, пряча пистолет. — И ты, дед, туда же! Песок ведь уже из задницы сыплется, а ты за топор!

— Цё ты, Коля, сумис, нахомляд? — сказал коренастый, вставая с поверженного врага и вытирая кровь с разбитых губ. — Не пили браску. Цё стреляес?

— Щас проверю. — Николай повернулся к ближайшей калитке.

— Нету браски, нету! — заголосила старуха.

Драчуны обступили Логинова тесной кучкой, что-то доказывали ему, горланя хором и размахивая руками. Перекричать эту буйную артель, казалось, невозможно. Сергей собрался прийти на помощь.

Но тут зычный голос Логинова возвысился над общим гамом:

— Ну-ка тихо, едри вашу!.. Быстро по домам. Увижу, опять сцепитесь, всем кагалом в кондейку посажу! Ясно? Тебе, Василий, ясно? А тебе, Федька?

Убедившись, что милиционер раздумал отправляться на поиски запретного напитка, народ, мирно переговариваясь, рассосался за кривые заборы.

Николай направился к машине, поманив за собой Сергея.

— Лихо ты ликвидировал очаг напряженности, — усмехнулся Репин, усаживаясь на свое место. — Наказывать никого не собираешься?

Логинов пожал плечами и тронул машину с места.

— Оттого они бражку варят и пьют до освинения, что вы на это дело поплевываете, — продолжал Сергей, не дождавшись ответа. — Вот не появись мы, этот старпер точно бы кого-нибудь по мозгам тяпнул. Не в обиду, Коля, но знаешь, как в управлении вас, называют? Милиция в домашних тапочках!

Николай скривился.

— Наказать, конечно, можно. Но я вот тебе расскажу… Восьмого марта мотались мы с ребятами по району, порядок проверяли. Приезжаем в село. На дороге снег еще лежит, пусто кругом, тишина, будто вымерли все. Смотрим, идет по улице ребенок лет шести, не больше. Не поймешь, мальчик или девочка. В одной рубашке со взрослого плеча. Без штанов и босиком по снегу. Мать честная! Мы к нему, тащим в кабину, шофер бушлат скидывает — кутать. Глядь, а чадо-то пьяное в драбадан, только носом пузыри пускает. Ты чье, спрашиваем. Ничего не понимает, царапается.

Поехали по селу, В сельсовет, к фельдшеру, туда, сюда. Потом в дома стали заходить. Везде люди есть. Но веришь ли, хоть бы один при памяти! Все пьяные до посинения, и мужики, и бабы, и старые, и малые. Сельский голова, абориген, ужратый под столом лежит. Фельдшер русский, но тоже не мурмычет. Председателя артели нашли. Тот вообще деятель. У себя в сенях на мешках с комбикормом какую-то девку разложил. Она облеванная вся, но это ему без разницы. Наш водила увидал, плюнул и пинка ему сапогом по голой заднице.

Пошли мы к машине. Вылетает этот гребень петушиный, штаны уже надел, и на нас.

Ребята ему салазки закрутили, затолкали в машину. Глядь, откуда ни возьмись, фигуры какие-то полезли. Давай за колья браться, дура одна поленом по «уазику» свистанула, чуть стекла не повылетали. Смотрим — с вилами уже прут. Встали на дороге — не уедешь. Кино про зомби смотрел? Очень похоже. Сами еле ноги переставляют, а лезут и лезут. Что, стрелять их, давить? Плюнули мы, выкинули из машины козла этого свербливого, пальнули в воздух пару раз, чтоб отогнать, по газам и свалили. Дите в Октябрьске в больницу сдали. А что толку? Месяц там болталось, родители за ним не ехали, пока их силком не притащили.

Отчего до безобразия такого дошло — чего опять толочь? Только дубинками резиновыми да наказаниями ничего не исправишь, это я точно знаю.

— Жалеешь их? — полуутвердительно произнес Сергей. — А если жалеешь, скажи, что делать надо?

Логинов помолчал, потом буркнул неохотно:

— Откуда я знаю, я Пушкин, что ли? Только мне иногда кажется, поздно уже что-нибудь делать. Если даже и проймет тех, от кого что-то зависит, то пока раскачаются, тут один кундига по тайге останется бродить.

Николай сам удивился, чего ради вдруг соскочил у него с языка этот «кундига».

В самом конце прибрежной улицы, там, где она глохла в высоком травяном сухостое, автомобиль затормозил. Николай полез в «бардачок», выудил оттуда бутылку водки, подмигнул Сергею.

— Тяжело нынче стало с дедом Ото разговаривать. Прихватим для смазочки.

Через калитку, болтавшуюся на одной петле, они вошли в заваленный мусором дворик и направились к приземистой халупе, обшитой кусками фанеры и рубероида — не то времянке, не то летней кухне. Николай стукнул кулаком по косматой от ветхости рогоже, которой была обшита дверь, и, не дождавшись ответа, дернул за болтавшуюся клямку для навесного замка. Ручка на двери отсутствовала.

В нос шибанул тяжелый дух то ли вяленой рыбы, то ли вековечной запущенности. Пол в единственной комнатушке, из которой внутри состояло это жилье, дыбился шатром и казался земляным. Только прямые продольные трещины свидетельствовали о том, что под могучими пластами грязи прячутся доски. На облупленных стенах кое-где под слоем копоти угадывались желтые остатки побелки. У глухой, без окон, стены притулилась холодная даже на взгляд печурка с обвалившимися углами. К передней стене комнаты прислонился самодельный топчан, заваленный живописной грудой тряпья. Сквозь мутное оконце в «хоромы» проникал тусклый свет сумерек. Интерьер довершали пара расшатанных табуреток и стол с грудой рыбьих костей и трехлитровой банкой посередине. В банке, на дне, еще оставалась белесая бражная жижа.

Сергей поморщился от зловония.

Груда тряпья на топчане шевельнулась, и из ее недр восстал с кряхтением низенький, тощий абориген. Был он стар, голова отсвечивала смуглой лысиной, обрамленной жирными, давно не стриженными седыми патлами. Круглое, лишенное растительности лицо лоснилось, щелочки глаз на нем были едва заметны. Из-под неопределенного цвета майки выглядывала замысловатая татуировка явно не ритуального, а тюремного происхождения. Синие спортивные штаны сползли к причинному месту и едва удерживались на мосластых бедрах. Абориген подслеповато уставился на пришельцев.

— Здорово, дед Ото, — приветствовал его Логинов. — Как жизнь?

— Здорово, Коля, здорово, — забормотал скороговоркой хозяин. — Цё зизнь? Хоросая зизнь. Тихо сизу, никого не трогаю. Цё милиция присла? Цё надо, однако?

— Ладно, деда, не прикидывайся, по-человечески давай разговаривать. А то завел… — одернул его Логинов. — Опять у тебя брага. Дождешься, составлю протокол. Где пойло берешь?

— Сам ставил, — с готовностью откликнулся старик. — Сам делаю, сам пью, вреда никому нет. Зацем протокол?

Но не больно-то, чувствовалось, устрашился он Николаевой угрозы.

— Ладно, старый, бражку потом поищем. Дело у нас к тебе. — Николай присел на расшатанный табурет. — Это сотрудник наш. Ты его не знаешь, он из области. Но ты его не стесняйся, свой человек, я ручаюсь. Ты ж, дед, меня знаешь. Я плохого тебе никогда не делал, зря человека не приведу. Так что, поговорим, что ли?