Дино Динаев - Дурная Слава

Когда Бен хотел встать, это не удалось из-за крупного стеклянного осколка в ноге.

Он заполз в ближайшую дверь. Вытащил магазин, но не понял зачем, так как не смог определить, сколько в нем осталось патронов.

Когда на плечо опустилась холодная рука, он едва не описался. Сзади стоял трепет, крохотным белесым пальчиком, напоминающим картофельный отросток, указывая на четверых других карликов, удерживающих вырывающегося бандита. Пятый уродец старательно зажимал ему рот.

— Что вам надо? — хрипло спросил Бен.

Трепет пояснил, приставив ствол его автомата к голове бандита.

— Вы что мне решили помочь? — не поверил Бен. — Почему же вы Бича не дали придушить? Извините, я пленных убивать не приучен!

Трепет, не меняясь в лице, слегка придавил его палец об курок, и мозги бандита оказались на ближайшей стене. Трепеты как по команде уронили труп и, топоча, убежали в темноту.

Бен в шоке посмотрел на убитого. Ему хотелось как можно скорее убраться из этого страшного места. Он захромал прочь. За окнами мелькали тени, но никто больше не предлагал ему сдаться, вместо этого кто-то истошно кричал. Он и сам бы завопил, если бы из темноты на него налетели эти жуткие твари.

Открылась дверь, и трепеты поволокли по направлению к нему следующую жертву. Бен замотал головой и кинулся прочь. Его быстро догнали.

Наступили самые черные минуты в его жизни. Он убегал, его догоняли. Он выкинул оружие, трепеты заботливо подобрали и вернули. И его заставляли убивать вновь и вновь. Последним притащили Бормана.

Бен к этому времени смертельно устал, он не мог больше совершать насилие физически. Это было словно затмение. Борман сидел и плевался в углу, зло зыркая вокруг, грозя всеми карами и нецензурно бранясь. Бен окончательно спятил и почему-то решил, что будет лучше, если отдаст ему оружие.

Борман обрадовано схватился за автомат и восемь раз выстрелил в Бена в упор, и каждый раз на траектории выстрела вставал трепет. Они умирали один за другим, молча, своей немотой укоряя Бена за проявленную слабость.

Когда кончились патроны, Борман ударил Бена стволом в грудь словно штыком. Бен, задохнулся, и опрокинулся навзничь. Борман, уже гогоча во все горло и крича какой же он дурило, и что он всегда это знал, встал над ним, взявшись обеими руками за ствол, чтобы ловчее размозжить его глупую голову.

У Бена не было никакого оружия. Только большой стеклянный осколок в ноге. Пока Борман орал, он вытянул его из ноги и погрузил фашисту в пах. Борман сложился пополам, завыл, оборвав вой на выдохе. Бен ждал вдоха, но его не последовало.

Великий и ужасный умер, зарезанный оконным стеклом.

Никто не обратил внимания, когда он вернулся. Девушки безмолвно стояли над лежащим Желько. Внешний вид босса подвергся диким метаморфозам, было ясно, что тот не жилец. Кожа на лице обтянулась и покрылась прозрачными пятнами, сквозь которые просвечивал голый череп и даже мозг. В костях слышались щелчки. Старик распадался. Он уходил вслед за своими соплеменниками, которые мечтали вернуться, и из которых не вернулся никто.

— Я следующая! Все пропало! — всхлипнула Полина.

— Нет, ты не следующая. Ты единственная, которая вернется домой, — сказал Бен, указав на ношу, которую скинул у стены.

Казалось, что Борман продолжает набирать в грудь воздуху, чтобы дать потом всем жизни. Вернее, смерти.

— Большего ублюдка я знаю, пожалуй, только Бича, но и этот сойдет.

Бен стянул с бандита одежду и с большой натугой прислонил к арке. Убитый Борман не падал, хотя его никто не держал. Тела влажно переплелись, заизвивались, втягивая в себя недостающее звено. Содержимое арки утробно дернулось, раздвигаясь и открывая залитый светом ход.

— Ты свободна! — высокопарно сказал Бен.

Полина прильнула к нему, и он в последний раз почувствовал прикосновение ее восхитительного тела.

— Мне жаль, что так вышло с твоим сыном, — шепнула она.

— Повторяю, с ним все будет нормально, я договорился, — нетерпеливо произнес Бен.

Она отшатнулась от него.

— Что ты наделал, Бенчик!

Немое изумление было последним, что он узрел перед тем, как красотка исчезла.

Это был вечер расставаний. В ушах у него эхом звучал вопрос Веры Хан: "Ты ведь останешься со мной?" Это был даже не вопрос, а констатация факта. Она и не предполагал иного ответа. Он хотел ответить, что уже остался и даже живет где-то рядом. Что такое пара тысяч километров? И то, что ему 8 лет тоже ерунда. Не пройдет и пяти лет, как у него случится первая эрекция.

Вера Хан бегала по парку, дурачась и кидая кверху листья. Это был момент ее счастья. Вся жизнь впереди, дома ждут молодые родители, и где-то в перспективе удачливый кавалер.

Бен искренне завидовал ей и не захотел портить вечер словами расставания. Он ушел по-английски, не прощаясь, по возможности тихо захлопнув дверь "Кончитты".

Машина чудесно слушалась руля. Когда опустились вертикальные оси, ничего не произошло. «Кончитта» не устремилась по адресам известных аномалий, к которым она была прикована. Теперь она была свободна. Бен мог выбрать любую точку для полета. Впрочем, теперь выбора не было у него.

Моросил дождь и по лесу, цепляясь за кусты и деревья, словно живой полз белесый густой туман. Бен лежал, скрывшись в глубокой ложбине, подходящей вплотную к самой обочине, а на шоссе мок в дождевике молодой милиционер.

Заслышав шум приближавшейся машины, он встрепенулся как пес и вышел на середину.

Выехавшая машина там и встала, перегородив всю дорогу. Бич вышел, широко улыбаясь, и не обращая внимания на текущие за шиворот холодные струйки. Но молодой патрульный не обращал внимания на подобные несоответствия, будь он поопытнее, давно бы взял на заметку столь подозрительное поведение.

Бен оставил обочину и пополз к машине, закрываясь ее корпусом. Открыв заднюю дверь, не вставая, откинул заднее сиденье и позвал Артема.

Когда из темноты показалась испуганная головка сына, он едва не умер от счастья.

Он вытащил его, словно пушинку, и руки его дрожали не от напряжения, а от нетерпения. Он готов был нести его на руках хоть до Москвы.

— Отпусти! Ты чего, па? — Артем завозился в руках и ужом выскользнул.

Па — так он называл его еще до болезни. Они успели скрыться в лесу, когда раздалась автоматная очередь. Артем дернулся, потом виновато улыбнулся:

— Это я от неожиданности, па.

— Я знаю. А как…Веничка?

— Кто? — не понял Артем. — Идем домой, па. Мы соскучились по тебе с мамой.

Бен спрятал глаза:

— Я позже приду, сын. Потом.

Он дал ему денег на билет, спросив, не забоится ли он идти до Пестравки, где была пересадочная станция. Все-таки пять километров.

— Какая ерунда, па! — крикнул Артем и засмеялся. — Я мигом! Так мы тебя ждем?