Дино Динаев - Собака Кантерсельфа

И мчался так до самого города.

Огромный сук в самом начале снес Секу с брони. Сафа нашел девушку, совершенно обессиленную и сильно исцарапанную ветками. Вернув Секу в машину, он дал газу и направился в противоположную сторону от той, куда направился броневик.

– Чего ты кинулась? – выговаривал Сафа на ходу.

– Ненавижу, – односложно ответила она и разжала кулачок.

В нем был оторванный шеврон с двумя спецмоновскими молниями.

Полковнику Никите Ребрию наглым образом помешали обедать, и он застыл с вилкой, поднесенной ко рту, с которой не замедлил сверзиться маринованный груздь.

Столовая "Фарта" была пуста. Никитос обедал в одно и тоже время, бойцы, зная это, старались столоваться в другое время. Это случилось после того, как он не позволил бойцам вести себя по свински, как то орать, хватать официанток и громко рыгать.

Вот опять. Со стороны входа на кухню послышался ритмический звон, живо напомнивший Ребрию позвякивание спецмоновского ремня в расстегнутом состоянии, перемежаемый шлепками. Заинтригованный Никитос промокнул губы салфеткой и встал.

Скрежетнув коваными ботинками по кафелю, вошел на кухню, заставленную блестящими металлическими разделочными столами. Из персонала присутствовала Марина, официантка из новеньких, и боец Шкот. Низкорослый, страшно шепелявый, он в отряде всегда был на последних ролях. Частенько его заставляли стирать чужие трусы. Никитос вполне допускал, что погоняло у него было Скот, но шепелявость и здесь сыграла свою роль.

В настоящий момент Шкот сосредоточенно имел Марину сзади, отчего та испытывала дискомфорт, периодически вырываясь и влепляя ему пощечину. Но Шкот упрямо разворачивал женщину обратно, вставлял свой агрегат и продолжал быстро по-собачьи дергаться. До тех пор, пока женщина опять не вырвалась, и все повторялось.

– Отставить! – рявкнул Ребрий.

– Уйди, полковник! Честью прошу! – пробубнил Шкот.

Полковник продублировал приказ, дернув за шкирку и дав в глаз. Шкот с противным звуком, сопровождающим трение голой задницы о метал, проехал по раздаточному столику и загремел с другой стороны. Он долго чертыхался, изрядно запутавшись в спущенных штанах. Однако когда поднялся, был полон решимости отомстить. Зло оглядываясь, скрылся в дверях.

– За подмогой побежал, – сказала Марина. – Вам ничего не будет за это?

Он посмотрел на нее чересчур внимательно. Женщина была хороша, и формами удалась.

По идее такого возраста и, надо полагать, комплекции должна была быть его жена.

Марина смутилась и нервно затеребила воротник служебной блузки.

– Вам что-нибудь нужно? – тихо спросила она, вышло двусмысленно, и непонятно, то ли специально, то ли неумышленно получилось, этих баб никогда не поймешь.

– Компот, – буркнул Никитос.

Он вернулся в зал, но появившаяся следом Марина со стаканом компота в руке застыла на месте, глядя в направлении резко распахнувшейся двери. Опять противно скрежетнул кафель, на этот раз под чужими казенными каблуками, и в зал вошло трое, кроме Шкота шестерки Счастливчика Жиртрест и Мормышка. Парни были здоровые, не чета Шкоту, особенно Мормышка, он и в дверь боком входил.

– Чего надо? – процедил Ребрий, не вставая.

– Мы к девушке, – осклабился Жиртрест.

– Девушка на работе, – напомнил полковник.

– Мы в курсах, но у нас серьезные намерения.

– У всех троих? – поднял бровь Никитос.

Неожиданно вмешалась Марина:

– Не надо, Никита Сергеевич. Будет только хуже.

– Если в подразделении становится только хуже, то командира такого подразделения надо гнать в шею, – заметил Ребрий.

– Истинная правда! – гыгыкнул Шкот, но Жиртрест быстро ткнул его локтем в диафрагму.

Тот громко икнул, некоторое время не имея возможности вздохнуть.

– Зачем товарища бьешь? – сделал замечание Ребрий.

– Он мне не товарищ.

– Если ты хочешь оставаться в спецмоне, должен считать своих коллег по отряду товарищами, а иначе… – и Ребрий, игнорируя присутствие женского пола, с удовольствием и очень выразительно послал его по материнской линии и про отца кое-что сказал.

Ругательство про мать Жиртрест проигнорировал, зато упоминание отца вызвало у него бурный протест.

– Зачем вы так про отца? Это вы зря! Я так считаю.

– А мне плевать, что ты там считаешь, – продолжал напирать Ребрий, правда, чувствовал, что перегибает, с Жиртрестом он бы еще справился, но Мормышка настоящий гигант, если на кого наступит, мокрое пятно останется.

– Да я за отца!- и боец решительно двинулся к нему.

Что Жиртрест там хотел сотворить за отца, так и осталось неясным, потому что когда до него оставалось пара шагов, Ребрий метнул стулом ему в лицо. Тот среагировал на редкость проворно и поймал его в воздухе, правда, обеими руками, что позволило Никитосу от души влепить ему в печень. Его самого один раз так насадили, и он знал как это нестерпимо больно. Жиртрест завопил и поклонился.

Так как волос не было, все бойцы спецмона были лысы как на подбор, Никитос взял его за затылок, позиционируя морду лица с коленом. Если лицо Жиртреста и до этого было все заплывшее жиром, то когда он приподнялся, то глаза исчезли по факту за быстро наливающимся соком фингалом.

Никитос дал ему раза, снося с ног, попутно слегка пнул кряхтящего и растирающего ушибленные ребра Шкота, подкинув в воздух где-то на метр, потом так получилось, что они оказались лицом к лицу с Мормышкой. Ни один мускул не дернул на лице гиганта, было видно, что печальная судьба коллег совершенно не затронула струн его утонченной натуры. Никиитос чувствовал всеми фибрами, что не надо бы его сегодня трогать.

– Ты тоже считаешь, что твой папа лучше других? – сказал он, и ему удалось завести гиганта с пол-оборота.

Глаза Мормышки странно заблестели, и он сделал характерное движение, разминаясь.

Главное было не пропустить сам удар, потому что при такой комплекции на этом собственно все могло и закончиться.

– Перестаньте, давайте уйдем! – кинувшаяся Марина дернула его локоть, он обернулся, чтобы высвободиться, и в этот момент словно остальные три этажа пансионата рухнули ему на голову.

От пропущенного удара он не просто упал, что было бы не так обидно, он аж перекувыркнулся. Правда, сразу поднялся. Хотя мучительно хотелось полежать, и для здоровья было бы полезнее. Зал столовой слегка штормило. Так херово ему не было даже тогда, когда он дрался с братьями Фуфаевыми.

Сбоку выплыло обеспокоенное лицо Марины.

– Вам плохо?

Он повел рукой, заставляя лицо уплыть с горизонта. Гигант стоял в правосторонней стойке. Он еще и боксер. Пудовый кулак мандражирует у квадратной скулы, ищет куда укусить. Хоть Ребрий и здоров, но не настолько чтобы выдержать второй удар.