Дино Динаев - Собака Кантерсельфа

Потом Счастливчик опять мимикрировал. Агрессия ушла как вода в песок, проступила рассудительность, туповатость, в общем, он играл лоха. Никитос и не подозревал, что у него в отряде служат такие артисты.

– Про своих охломонов, – пояснил Счастливчик. – У нас ЧП. Отряд делал зачистку на пароходе "Александр Люфтвангер", где притон, бандиты оказали сопротивление, троих наших положили.

– А вы что же? – поиграл желваками Никитос.

– Ну и мы шестерых, включая одну бабу.

– Она тоже оказала сопротивление?

– Я мог бы сказать, что да, но врать не буду, она сама под пулю выскочила.

– Что вы все мямлите? Сама выскочила. Идите и, как положено, оформите рапорт. При любом раскладе ГАИ начнет расследование. Крутохвостов, наверное, руки потирает, что спецмон так красиво подставился. Наверняка он и мэру позвонил и генеральному прокурору. Сейчас здесь такое начнется.

– Начнется и очень скоро. Поэтому вы должны решить, с кем вы, товарищ полковник.

С придурками из мэрии или со своими боевыми братьями.

Никитос подозрительно посмотрел на Счастливчика.

– Что-то ты о братстве заговорил. Уж не ты ли сам это ЧП и замесил?

– А если бы и так? – Счастливчик опять мимикрировал, представ в образе наглеца.

– А если так, пойдешь под суд, и я сам лично надену на тебя наручники, – торжественно пообещал Никитос.

– Вы ничего не поняли. Ничего.

Терпение Никитоса иссякло, он хотел как можно громче встать, чтобы посмотреть на наглеца сверху вниз, как и положено по уставу, но Счастливчик оказался на ногах едва ли не раньше его.

– Что дальше? – поинтересовался Никитос.

– Все зависит от вас. Не порите горячку, и отряд вас поддержит.

– Это что бунт? В таком случае, я сейчас выкину тебя в окно.

– Там люди стоят.

Действительно, в окне маячили Мормышка и Жиртрест.

– Не делайте глупостей, полковник. Я сейчас уйду, а вы спокойно подумайте и сами решите, что лучше, быть с отрядом, чем вообще не быть.

Он знает про Иван Иваныча, понял Никитос. Он вообще много знает.

Счастливчик сделал жест, и шестерки испарились. Когда Счастливчик вышел, Никитос разбил о дверь стакан, предварительно выпив из него водку.

Полномочному представителю в Южноморском округе Филинову Алексею Лазаревичу было о чем докладывать Президенту, но он не представлял, в какую форму можно облечь весь этот бред. Как официальное лицо, имеющее доступ к маломальской достоверной информации, он был осведомлен, что в стране царит крупного масштаба бардак. Но чтобы до такой степени!

Что крупнейшему порту на побережье пришел кобздец, он знал и до этого. В последнее время он был консолидарен с общим мнением в правительстве, что с таким народом нечего и думать о подъеме. Надо было привлекать свежие незакоксованные умы запада, а дешевую рабсилу завозить из Турции. Тогда еще можно было на что-то надеяться.

Филинов был реалистом и не верил своим соотечественникам ни на грош. Он не верил никому. Все его коллеги из правительства негласно сотрудничали с крупнейшими транснациональными корпорациями. Все знали, кто на какую, и в зависимости от этого надували щеки. Лишь про Рубина никто толком ничего не знал. Когда ему предложили после окончания президентского срока занять кресло в правление "ГазДаром", он лишь загадочно улыбнулся и отказался, сославшись, что уже приглядел себе местечко. Тогда и прошел слух, что ему предложен аналогичный пост в мега корпорации "Делейни".

В Алге самым странным из происшествий было то, что не было никаких происшествий.

Город словно умер, и спецмон караулил покойника. Мэрия занималась лишь организацией вахты. Сколько Филинов не добивался, так ему никто и не сказал куда.

В стране не было крупных строек. Куда направляли восемнадцатилетних пацанов, даже не имеющих специальности? И почему баб не брали? Что за дискриминация?

На все вопросы Кривохижин лишь смущенно щурил глаза. Филинов всерьез заподозрил наличие теневой власти. Но опять-таки над чем? На фига нужна теневая власть, если и реальная на хер никому не нужна?

Он стал ругаться в своих мыслях. Это был моветон. В ранней запредельной юности он кончил училище, в простонародье каблуху, там его пару раз екнуло током, и он научился заправски материться. Отдыхая на австрийском высокогорье, он даже ностальгировал по тому времени, когда у него имелась единственная пара носков и для работы и для того, чтобы пойти в кино с девушкой. Нет, трусы для свиданий у него имелись запасные.

Город производил впечатление зоопарка, где на него, на власть, никто не обращал никакого внимания. Кривохижин поскуливал, Рахитов в открытую потешался, на любой вопрос пускался в пространные объяснения с кучей тошнотворных медицинских подробностей, так что Филинова выворачивало наизнанку. В "Фарте" он старался только спать. Спецмоновцы трахались как кролики и все время меняли баб. Кстати, на вид довольно добропорядочных и даже симпатичных женщин.

Ценой неимоверных усилий и только после того, как Александр Лазаревич обратился лично к Счастливчику, спецмоновцы перестали сексировать прямо у него под дверями.

Этаж, где остановился Филинов, был объявлен мертвой зоной, что не помешало бойцам с невинными лицами драть шлюх прямо у него под окнами.

Потом приехал Темнохуд. Это был номер. Впервые в профессиональной карьере ему стало жаль того, кого он должен был схомячить. Капитан порта произвел впечатление глубоко нездорового человека. Филинов потом поинтересовался у Рахитова, но тот божился, что рака у Иван Иваныча нет, и скорбит он по своей натуре. То есть скорбит он не по своей натуре, а по натуре своей глубоко скорбящий человек.

Филинов бы поверил докторишке, если бы сам не видел Темнохуда пару лет назад во время загула в Париже. Тогда парень не производил впечатление скорбного, а драл шлюх в одних пажиках и бегал голым на спор по улице.

Вспомнив про голых, Филинов почувствовал нечто вроде зубной боли. Ночью он проснулся от воя. Невероятно романтично слушать волчий вой ночью в незнакомом месте, практически в лесу. Смело открыв окно (4 этаж!), он дышал полной грудью и всматривался во вставшей опасной и даже враждебной чащу.

Ситуация превратилась в омерзительную, когда на свет выскочил абсолютно голый тип, синий и лысый. Задрав голову в сторону высунувшегося Александра Лазаревича, он издал такой противный надтреснутый звук, что Филинов явно почуял в ухе почти физический дискомфорт. Его охватило беспричинное беспокойство, и высота в 4 этажа уже не казалась такой непреодолимой для синего протухшего маугли.

Последней каплей стало неясное мельтешение в окружающих пансионат кустах, напоминающих кишение опарышей в перееханной автомобилем кошке. Филинов поспешно закрыл окно, и остаток ночи практически не спал. Ему хотелось укрыться с головой, и, скинув простынь, очутиться в Париже, подальше от этой земли, по сути его Родины, но сделавшейся вдруг такой непонятной и неудобоваримой.