Ури Геллер - Элла

— Он много обо мне говорил?

— Мистер Мак-Налти? Он сказал: «Мы должны ее игнорировать, иначе выйдет, что она получит как раз то, чего добивается, — как будто мы вознаграждаем ее за такое поведение». И еще он сказал, что ты могла устроить по-настоящему опасный пожар. Весь класс мог погибнуть. Это такая идиотская выходка с твоей стороны, Элла!

— Что именно?

— Бросаться спичками.

— Да я никогда… Как бы я это сделала? Откуда у меня спички? В нашей семье никто не курит. И ведь все же на меня смотрели — что я, кстати, ненавижу! Не нужно мне никакое внимание, единственное, чего я хочу, — это чтобы меня оставили в покое. Так как бы я могла зажигать спички у всех под носом?!

— Сено и солома сами по себе не загораются!

— Послушай! Это как… как бы тебе сказать… что-то происходит, потому что я об этом думаю. Ты и вправду веришь, что я кидалась зажженными спичками? Да? И швыряла книжки в воздух? Все сразу? Одновременно?!

Холли под таким напором присмирела. Не в привычках Эллы было так кипятиться.

— Если ты можешь просто подумать о чем-то, и оно случается, — придумай нам немножко денег. Давай, подумай, что у нас в руках сто фунтов!

— Не говори глупостей!

— Ладно. Тогда подумай, что эта книжка висит в воздухе, — Холли схватила с письменного стола книгу и бросила ее Элле.

Ей было страшно, но она была готова к тому, чтобы ее убедили. Книга шлепнулась на кровать. Элла с сомнением поглядела на нее.

— Это никогда не случается по моей воле.

— Ты сказала, что это случается потому, что ты об этом думаешь. Так подумай сейчас!

— Это не совсем так…

— Ты такая свистушка, Элла! — Холли с облегчением вскочила на ноги. — Никто тебе не поверит. Все знают, что ты — лгунья. Тебя любили бы гораздо больше, если бы не это. И учителя тоже.

Элла не пыталась спорить. Она почувствовала, как тает возникшая было между ними отчужденность. Холли пыталась относиться к ней по-хорошему. Она просто решила, что Элла — лгунья, а это не так страшно. Уж про вранье-то Холли все понимала.

Но если Элла станет настаивать, если она заставит Холли поверить во все эти странности , они больше никогда не будут друзьями.

— Во всяком случае, — заговорила она, пытаясь удержать Холли, чтобы та не ушла домой, — мой папа ничего не говорил о переходе в другую школу. Я не получала никаких писем, или еще чего-нибудь. Они же не могут меня просто исключить. Или могут?

— Нет, — заявила Холли, как будто в таких вопросах последнее слово всегда оставалось за ней, — но лучше бы тебе больше ничего такого не делать, а то они действительно навалятся на тебя — мало не покажется.

Она подобрала свою куртку. Та тяжело повисла у нее на руке.

— Ой, я совсем забыла, я же тебе тут кое-что принесла! Для рождественского подарка, пожалуй, скучновато, но я знаю, что твой отец ни за что не позволит это купить — или читать в школе, — она протянула Элле сверток. — Увидимся! Позвони мне вечером.

— Ладно, только мне придется спросить разрешения у папы.

— Ну, уж в Рождество-то он разрешит тебе один местный звонок. Всего за один пенс в минуту — он ведь не будет против, если ты потратишь один пенс!

— Мне придется спросить разрешения, — повторила Элла, провожая Холли на лестницу, но остановилась у края площадки. Ее родители были в холле. — Пока! — прошептала она, и проскользнула обратно в комнату.

Холли перекинула куртку через плечо, и важно спустилась по ступенькам.

— Привет, мистер Уоллис! Привет, миссис Уоллис! — она знала, что они ничего ей не сделают. — Мистер Уоллис, — спросила она, дерзко встав перед ним, — Эллу ведь не исключат из школы, правда?

Кен Уоллис был здоровенным мужчиной. Когда он обернулся, оказалось, что он на целый фут выше Холли, а весил он раза в три больше. Манжеты его рубашки были дважды подвернуты, и рукава обтягивали могучие мускулы. На обеих кистях у него были татуировки — руль «Харлей-Дэвидсона» с черепом, и кельтский крест.

На правой руке он носил широкое серебряное кольцо. До Холли вдруг дошло, что черные, размером с фасолину синяки, иногда появлявшиеся на руках и лице Эллы, были отпечатками этого самого кольца.

— А с чего бы ее должны исключить? — осведомился он.

— Нет, ничего. Просто шутка… — она попятилась к выходу, но он преградил ей дорогу.

— Что она такого сделала, чтобы ее исключили?

— Вы же сами знаете. Извините, это была шутка! — Он не посмеет ее тронуть. Если он ее хоть пальцем тронет, она расскажет об этом своему отцу.

Рука с серебряным кольцом маячила в паре дюймов от ее локтя.

— Нет, не знаю. Расскажи мне.

— Ну, когда она стащила ту машинку… — это не было стукачеством, мистер Уоллис уже знал про тот случай.

— Элла говорит, что не брала ее. Ты считаешь по-другому?

— Нет.

— Так что тогда? С чего ты решила, будто ее исключат?

— Вы же знаете. Когда ее отослали домой за то, что она швырялась в классе всякими вещами.

— Что?!

Он, оказывается, не знал. Из школы ему не ничего не сообщили.

— Я думала, что вы…

— Что я — что?

Холли оказалась прижатой спиной к дверце чулана под лестницей. Сухое лицо матери Эллы без выражения глядело на нее из-за плеча мистера Уоллиса.

— Элла не виновата. Это просто случай. Она сказала мне, что не хотела, чтобы так случилось… — теперь Холли поняла, почему Элла придумывала все эти отговорки. Все что угодно было лучше, чем разговаривать с ее отцом! По его виду непохоже было, чтобы он умел себя сдерживать: его руки даже подрагивали от усилий, которые ему приходилось для этого прилагать.

— Не хотела, чтобы случилось — что?

— Чтобы вещи летали. Там, все эти книжки, и ее стол, они все взлетели прямо в воздух. Но она их не бросала. Я сама видела. Она и вправду перепугалась. Это не ее вина, мистер Уоллис, и еще там был ужасно громкий шум…

— Когда это случилось?

— За неделю до конца семестра. Можно, я пойду домой?

— Это ребята бросались книгами?

— Никто ничего не бросал, мистер Уоллис. Вещи летали сами по себе. Элла в этом не виновата. Но когда мистер Мак-Налти отправил ее домой, это прекратилось.

— А почему мистер Мак-как-его-там не сказал об этом мне?

— Не знаю.

— Ты это не выдумала?

— Богом клянусь, мистер Уоллис!

— Раньше такое случалось? — его лицо нависло над ней, он едва дожидался конца ее ответа, чтобы задать следующий вопрос.

— Ну, не то чтобы…

— Не то чтобы?.. Да или нет?

— Окно разбилось… Я не знаю! Я хочу домой! Пустите меня!

Он отступил на шаг, и Холли Мейор прошмыгнула мимо него на улицу.

Чтоб она еще когда-нибудь сюда пришла — да ни за что на свете! Ноги ее больше в этом доме не будет…

В молчании семья уселась пить чай. Кен ни слова не сказал жене с того момента, как Холли выбежала из дома, а Джульетта не собиралась в чем-либо обвинять Эллу прежде, чем это сделает ее отец.