Мария Барышева - Увидеть лицо

Да, она шла по абсолютному реализму, по выщербленному асфальту, мимо мусорных баков, в которых кто-то рылся, мимо двух сопливых мальчишек едва ли старше Вовки, куривших на двоих одну сигарету, мимо собиравших бутылки стариков и алкоголиков, мимо бесчисленных торговых палаток, дешевых забегаловок, облезлых кошек и собак, рыщущих в поисках еды, среди запаха выхлопных газов, сигаретного дыма и прочих сомнительных ароматов, которые наполняют любой большой город, и рядом с ней шли такие же люди, глядя себе под ноги или на витрины магазинов и очень редко — на небо, да и то лишь затем, чтобы узнать, не пойдет ли дождь. И придет она в реализм — в старый добрый "ЧердачокЧерпачок", где будет разносить пиво и ругаться со строптивыми посетителями, а под конец рабочего дня и сама обязательно выпьет. Вот и все. Настоящая жизнь. И никто ей не виноват — она получила именно то, что заслужила. Будь они прокляты — те, кто показал ей другую жизнь, которая могла бы у нее быть! И дал ей осознать, насколько она безвольна и слабохарактерна в своей настоящей жизни. Стандартная волжанская мышь, вполне соответствующая своей мышиной жизни и мышиной душе! Почему она никогда не написала этой книги, которая существовала в ее сне? Что ее останавливало? У нее ведь есть выходные. У нее бывают вечера. У нее бывают и свободные часы в баре… Почему? И почему ее заветная мечта была такой глупой?

Алина сама не заметила, как спустилась к реке и теперь шла по мосту, держа руки в карманах пальто и тускло глядя перед собой. По проезжей части летели машины, а далеко внизу, за перилами, неторопливо колыхалась мутная холодная волжская вода. Вверх по течению летела "ракета", разводя волну, следом за ней с деловитым стрекотанием ползли несколько самоходок. Алина остановилась, рассеянно глядя на них и думая о том, что ей сказали Женька и Тамила. Значит, ее не было на работе два дня, а не один. И Женьке она звонила в среду, а не в четверг. Куда же подевался четверг?

Порыв холодного ветра подхватил ее волосы, хлестнув ими Алину по щеке, и она поежилась, потом вспомнила обрывки фраз, которые слышала тогда, уже теряя сознание.

— … какая разница?.. она же все видела!.. Если он не очухается — кто будет все стирать?! Ее все равно придется…

— … говорили о крайних случаях! Это — не крайний!

— … черт бы подрал ваш гуманизм! Мало того, что…

Внезапно она испуганно раскрыла глаза, поняв смысл этих слов, поняв то, что было недосказано. Конечно же. Она все видела. Ее все равно придется…

Убить?

Алина сжала побелевшими пальцами холодные перила. кто-то счел, что это, всетаки, не крайний случай. И этот кто-то явно был не последним человеком во всей этой затее. Именно поэтому она все еще жива. Иначе она бы просто не проснулась — ни в поликлинике, ни дома — нигде. Несчастные случаи происходят сплошь и рядом. Попала под машину. Перебрала с алкоголем и утонула в ванне. В конце концов, просто примитивно убита безвестным грабителем. Бедная Алечка Суханова! Покойся с миром! Нет человека — нет проблем.

…я назову вас по имени и вы проснетесь…

— Алина!

Тогда, в поликлинике, ей показалось, что она увидела в толпе знакомые глаза. Яркоголубые варяжские глаза. Ну конечно. Он был там. Он разбудил ее. Убедился, что все в порядке. И ушел.

А что, если нет? Что, если за ней по-прежнему приглядывают — не обнаружит ли она вдруг какиенибудь чудеса памяти. Вот тогда это уже будет крайний случай. Потому что подобные эксперименты вряд ли разрешены законом.

Она резко развернулась и тотчас же налетела на какого-то человека, неторопливо проходившего мимо.

— Ой, простите пожалуйста!

Мужчина, который, даже не взглянув на нее, пошел дальше, прежде чем она закончила говорить, к концу ее последнего слова вдруг на секунду остановился, но тотчас же снова зашагал вперед, отрывисто бросив через плечо:

— Бывает!

Алина, уже тоже разворачивавшаяся, замерла при звуке его голоса. Потом медленно повернулась, глядя в спину уходящего человека — светловолосого, в черной кожаной куртке и черных брюках, чуть прихрамывавшего на правую ногу.

Она узнала бы этот голос из тысячи голосов, хотя никогда не слышала его наяву. Сейчас он показался ей чуть более глуховатым, в нем появились иные оттенки, но все же это был он.

Чуть впереди мужчины ходульной походкой семенил яркорыжий чау-чау, слегка покачивая лихо завернутым на спину невероятно пушистым хвостом, даже сзади имевший весьма надменный вид.

— Виталий! — потрясенно вырвалось у Алины, прежде чем она успела это осознать. Ее голос прозвучал негромко — она не звала человека, она скорее сказала это для самой себя, но он услышал и остановился. Потом обернулся и молча, выжидающе посмотрел на нее, но Алина больше не произнесла ни звука, не в силах понять, поверить и принять происшедшее. Это было невероятно, ведь Волжанск очень большой город, и было очень мало шансов с кемто здесь столкнуться, да еще и именно с Виталием. Может, она ошиблась? Но сердце говорило, даже кричало ей, что сейчас на нее смотрит именно Воробьев.

На лице Виталия появилась некая раздраженная заинтересованность. Он оглянулся на собаку, потом сунул левую руку в карман и неторопливо подошел к Алине. Прохожие обтекали их, словно вода поднимающиеся со дна скалы.

— Мы знакомы? — осведомился он. — Мне показалось, что вы позвали именно меня.

— Да, — с трудом выдавила Алина, пристально глядя на него.

Это был Виталий, конечно, это был он, но здесь он казался немного старше, и выражение его серосиних глаз было иным — это были глаза человека, который видел много такого, что не имеет никакого отношения к светлой стороне этого мира. Если самому Виталию было в районе тридцати лет, то его глазам уже исполнилось не меньше шестидесяти, здесь он был более умудренным и, как внезапно подумалось ей, более циничным. Его правую щеку покрывало множество мелких шрамов, словно ее посекло осколками, ближе к уху виднелось большое пятно старого, давно зажившего ожога. В остальном Воробьев не изменился. Ей вспомнилось, как он смотрел на нее тогда, когда она уже умирала. В его глазах были боль и ужас. А до этого она видела в них тепло и нежность, когда он обнимал ее, когда говорил ей, как она ему дорога. Но сейчас эти глаза смотрели на нее совершенно равнодушно, и от этого равнодушия у нее сдавило горло. Конечно, как еще он должен на нее смотреть? Он ведь никогда ее не видел. У его Алины было совсем другое лицо. Если он еще хоть что-нибудь помнит.

И что теперь ей делать? Броситься ему на шею? Или извиниться, отвернуться и уйти, чтобы больше никогда его не увидеть? Другого шанса не будет. Но ведь этот человек ей совершенно не знаком, он чужой для нее.

— Знаете, обычно, когда человека окликают, то это делают с какойто определенной целью, — заметил Виталий с явным раздражением. — Или вы просто решили напомнить, как меня зовут?