Ольга горовая - Игры ночи [СИ]

Я не идеален, милая. И у меня есть недостатки.

Твоя кожа манит, твои глаза завораживают меня. А аромат. твой запах — он рождает безумие…

Твоя кровь дразнит мою жажду, пробуждая нужду, вызывая голод… голод к тебе. Но его еще рано отпускать с привязи. Я могу удовлетвориться и меньшим. Этим смертным, к примеру…

Я собственник, малыш. И это, мой самый большой недостаток…

Горе тому, кто посягнет на мою собственность.

А ты, малыш, определенно, моя…

И ты сама сделала этот выбор.

Ты хочешь отвлечься? Забыть о том, как мои руки касались твоей кожи. Забыть о дрожи и желании, которое рождало это касание? Дерзай.

Но и в этом, я буду рядом. Уже в шаге. Так близко. Почти впритык.

Тебе уже не убежать, малыш.

Мы начали забаву.

Так давай поиграем…

Тьма уплотнилась, выпуская из своих объятий темный силуэт.

Михаэль ступил на мраморную плитку пола слабоосвещенного коридора, едва Сирина завернула за угол в сопровождении своего спутника.

Он не был доволен тем, что она ушла.

Но, у них еще много времени. Бесконечное количество, в общем-то, для того, что было выбрано для нее. Да и не сможет девушка уйти от него. В этот раз, он не отпустит.

Задумчиво сложив изящные длинные пальцы, упирая их в губы, мужчина пробежался языком по кончикам клыков. Испытывая жажду… нужду…

Она играет с огнем.

Но, сложно было упрекнуть девушку. Сирина так забавно отрицала все, что ощущала. Почти удивляя бессмертного своими доводами, их наивностью и изворотливостью. А Михаэль был уверен, что давно утратил эту способность — удивляться. Оттого и растягивал этот этап танца, наслаждаясь новизной забытой эмоции.

Слегка прижав язык к зубам, царапая его, он прикрыл веки, вспоминая ее вкус, смакуя каплю собственной крови, наслаивая воспоминания на ощущения…. Наслаждаясь этим воспоминанием… Аромат ее крови. Его невозможно было забыть. Не за то время, которое прошло. Здесь и сотен лет не будет достаточно. Не то, что какого-то, жалкого десятилетия.

Что это за срок? Миг в течение его жизни. Но, зато, насколько ярким был этот миг. Мало что так забавляло его, как Сирина. Ничто, наверное… За все столетия.

Было бы кощунством выпить ее до дна. Но это и не было его целью…

Михаэль мягко ступал, не касаясь холодного мрамора, тьма стелилась под его ногами. Шаги мужчины не разносились гулким звуком, как поступь девушки и того, кто попытался увести ее от него.

Вечный, и до сих пор, слышал этот звук. Испытывая удовольствие. Он улавливал, как все медленнее и неувереннее становился перестук ее туфелек, с каждым шагом, который отдалял ее от него. Сирина сомневалась, и сама не понимая, что тянет ее назад. Что манит ее…

Он уже привязал девушку. А она еще и не знает о нем. Не вспомнит, даже если сама пожелает этого.

Усмешка появилась на его губах. И скольжение тьмы ускорилось, не давая удаляться, столь сладкому для его слуха, звуку.

Этот смертный был нагл.

О, Михаэль мог допустить, что за наглостью стояла храбрость. Но, это стоило еще доказать. И Вечный предоставит наглецу такую возможность. В самом скором времени.

Усмешка изменилась, преображаясь в насмешливый оскал хищника.

Чех видел его. Михаэль сам показался призрачным силуэтом. Очерчивая свои владения. Рождая страх. И он знал, что добился цели.

Ощущение бешенного стука сердца мужчины, звук ускоряющегося потока крови по его сосудам, запах страха… о, как он любил все это. Эти звуки, этот запах — они ласкали все чувства Вечного, но, и такое удовольствие отступало перед притяжением Сирины.

Как удачно кто-то подобрал ее имя, однако…

Мужчина должен был отступить, склонив перед ним голову. Признавая его власть, и забывая об этом. Михаэль ощущал в его крови память тех, кто подчинялся ему. Кто помнил. Кто имел знание, не обманывая себя глупыми сказками и легендами.

Но этот несчастный не отступил. Он не внял шепоту своей крови, оттолкнул наставления предков. Мужчина посягнул на то, что принадлежало ему, Михаэлю. Будучи предупрежденным.

Багровое пламя вспыхнуло в темных, чернее ночи, глазах.

Чех заплатит за это.

И его плата будет долгой… Пугающей…. Мучительной… Такой, которая развеет недовольство вампира.

Михаэль проследит за этим.

Он откинул голову, втягивая в себя запахи ночи, обступившие Вечного, безошибочно выделяя единственный, интересующий его. Манящий.

Небрежным движением кисти, откинул черные волосы, которые мешали ему, развеваемые ветром. Его пальцы сжались, в желании касания.

О, он хотел бы, вновь, погрузить их в ее пряди. И, ничто не помешает ему сделать этого.

Чему еще можно посвятить вечность, как не выполнению своих желаний?

Вечный ступил на улицу, и тьма обернулась туманом, стелясь подле него. Ластясь у ног, как щенок жмется к хозяину, облизывая его сапоги.

Пламя черных глаз разгорелось ярче, следя за двумя силуэтами, мелькающими впереди, между стволами старых, раскидистых деревьев.

Она не хотела уходить. Сопротивлялась. Михаэль ощущал в аромате ее нежелание. Это ласкало его кожу, доставляя не меньшее удовольствие, чем касание ее волос. Она, уже почти, была его…

«Мы сделали первый шаг в нашем танго, малыш.

Я веду, и ты ступаешь за мной. Еще шаг.

Отступ… но я не отпускаю тебя.

И ты возвращаешься, следуя за своим желанием, пусть и бьется от страха сердечко.

Мою кожу покалывает его стук. Это доставляет удовольствие… я хочу растянуть его, впитывая всеми чувствами.

Еще шаг, поворот головы и наклон…

Я близко, малыш. Не волнуйся. Я не отпущу тебя саму. Мои губы скользят по твоей шее, лаская ее прохладой тумана. Я вдыхаю твой аромат, дразня кожу своим дыханием.

И ты вздрагиваешь, ощущая эту ласку.

Ты ждешь этого, и желаешь больше. Не так ли, милая?

Что ж, мы ступаем дальше, следуя ритму тягучей и напряженной музыки наших общих желаний.

Ты не слышишь ее? Тогда доверься мне, малыш… Я буду вести и дальше. Просто следуй за касанием моих рук, подчинись напору моего тела.

Твоя кровь играет для нас, заполняя меня своим звучанием, забирая разум.

Но, нам и не надо быть разумными, моя милая. Шалость безумна…»

Полумрак окутывал его, даже в свете этого бара, позволяя остаться нечеткой тенью. Михаэль сидел за одним из пустых угловых столиков. И он, определенно, был причастен к тому, что вечером в пятницу, эти столики пустовали.

Бессмертный не хотел сейчас ничьего общества, ни своих собратьев, ни смертных, кроме одного единственного человека.

Черные глаза, не отрываясь, следили за движениями Сирины. Он был хищником, вышедшим на охоту,… он был мужчиной, желающим ее.

Жаждущим обещания, которым Сирина манила.

Аромат девушки разливался в душной атмосфере бара, затмевая для него все остальные запахи. И за всю свою, как смертную, так и бессмертную жизни, Михаэль не знал более сильного афродезиака, чем этот, пьянящий, запах.