Стивен Кинг - Куджо

Тут он проснулся.

Но что же это был за Монстр?

Он не помнил. Сон уже стирался в памяти, как это тоже всегда бывает. Он кинул сигарету в унитаз и включил воду в раковине, смывая пепел.

Он помочился, выключил свет и вернулся в постель. Лежа там, он поглядел на телефон и ощутил внезапное, почти иррациональное желание позвонить домой. Иррациональное? Было без десяти два. Он не просто ее разбудит, но еще и перепугает. Нельзя так доверять снам; любой это скажет. Когда твое дело и твой брак под угрозой, может привидеться что угодно.

«Только бы услышать ее голос и узнать, что все в порядке…»

Он отвернулся от телефона и закрыл глаза.

«Позвоню утром. Сразу после завтрака».

Эта мысль принесла облегчение, и он заснул. На этот раз сны ему не снились или, по крайней мере, не запомнились. И когда будильник утром поднял его, он забыл уже сон про монстра на поляне и только смутно помнил, что ночью вставал. Домой он так и не позвонил.

Черити Кэмбер проснулась в пять и тоже пережила минутную растерянность – желтые обои вместо дерева, зеленые занавески в цветочек вместо белых ситцевых, узкая кровать вместо их широкой двуспальной. Где она?

Потом она вспомнила и испытала приятное облегчение. Она целый день проведет с сестрой, вспоминая прежние времена. И Холли сводит ее посмотреть магазины.

Она проснулась часа на полтора раньше обычного и часа на два раньше, чем принято в этом доме. Но мать говорила, что человек всегда плохо спит первые две ночи в незнакомой постели, и это была правда.

Пока она лежала, в окружающей тишине стали выделяться маленькие звуки. Она услышала скрип половицы. Шум первого утреннего поезда «Вестпорт-Гринич-Нью-Йорк». Шаги по мостовой за окном.

Снова скрипнула половица.

Это не просто так. Это шаги.

Черити села на кровати, отбросив покрывало. Шаги медленно спускались. Они были мягкими: босиком или в носках. Это Бретт. Она узнала его. Когда долго живешь с человеком, начинаешь различать звук его шагов.

Она встала и подошла к двери. Ее комната выходила в коридор, и она успела заметить только его голову, исчезающую внизу.

Когда она дошла до лестницы, Бретт уже скрылся за дверью, ведущей в кухню. Она открыла было рот, чтобы позвать его… Но они были в чужом доме. Она быстро спустилась по лестнице, стараясь не шуметь. Бретт стоял на кухне в одних голубых пижамных штанах, белые тесемочки которых болтались у пола. Она видела его в профиль в мягком утреннем свете. Бретт искал что-то среди шкафов и полок. Она, хоть и была испугана, невольно залюбовалась им – его стройным телом, изгибами мышц, чистыми линиями ног. «Какой он у меня красивый», – подумала она. Черити до конца своих дней не забыла того, как она стояла на кухне и любовалась своим сыном. Он казался ей совершенством.

Она видела, что он не проснулся. Он и раньше ходил во сне, между четырьмя и восемью годами. Ее это беспокоило, и она обратилась к доктору Грешэму (не говоря об этом Джо). Она не боялась, что Бретт лишится рассудка – он был совершенно нормальный мальчик, – но опасалась, что в таком состоянии он может упасть и сломать себе что-нибудь. Доктор сказал, что этого не может быть.

– Мы мало знаем о снохождении, – говорил он ей, – но нам известно, что оно гораздо чаще встречается у детей, чем у взрослых. Связь тела и сознания растет с годами, и большинство специалистов, миссис Кэмбер, думают, что снохождение – просто безобидный симптом временной нестыковки между этими двумя.

Он доказывал, что сомнамбулизм Бретта достигнет пика, потом ослабнет и, наконец, совсем исчезнет. Ее это не совсем удовлетворило, и через неделю она привела к доктору самого Бретта. Ему тогда исполнилось шесть лет. Грешэм признал его совершенно здоровым ребенком. Последнее из его ночных хождений случилось уже два года назад.

И вот снова.

Бретт один за другим открывал шкафы, заглядывая в каждый. Глаза его были широко раскрыты, и ей показалось вдруг, что он видит совсем не то, что у него перед глазами.

Она испытала давний, бессильный страх, который уже почти забыла: страх родителей, когда их маленькие дети заболевают чем-нибудь опасным и трудноизлечимым. «Где он сейчас? – подумала она. – Что он видит? И почему это опять началось, после двух лет? Неужели из-за отъезда из дома?»

Он открыл последний шкаф и достал розовый соусник. Поставил на стол. Взял что-то из воздуха и высыпал в соусник. Ее руки покрылись гусиной кожей. Это была процедура, которую он проделывал каждый день. Он кормил Куджо.

Она шагнула к нему и остановилась. Конечно, она не верила в сказки о том, что если неожиданно разбудить лунатика, сознание может покинуть его тело, и результатом станут безумие или смерть – но здравый смысл подсказывал ей, что все равно ничего хорошего из этого не выйдет. Если его сейчас разбудить, это повлечет за собой слезы или даже истерику.

Поэтому она никогда не будила Бретта во время его ночных хождений, не стала делать этого и сейчас. Одной из причин был здравый смысл, другой – ее неосознанный страх, которого она сама не могла понять. Что такого страшного в хождении Бретта во сне? Это было естественно, как и то, что он беспокоится о Куджо.

Он отошел от стола, держа соусник, и внезапно на его лице отразилась сложная пантомима тревоги и печали. Потом он произнес слова, выговаривая их как спящие, почти неразборчиво. И хотя это были самые обычные слова, но Черити они испугали больше чем все предыдущее. Она дотронулась рукой до тела. Кожа там была совсем холодной.

– Куджо больше не голоден, – сказал Бретт. Теперь он прижимал соусник к груди. – Не голоден.

Он выпрямился, и по лицу его скатилась единственная слеза. Потом он поставил соусник на стол и пошел к двери. Глаза его были открыты, но он не видел мать. На пути он остановился, обернулся назад и произнес:

– Ищи в траве, – кому-то невидимому.

Потом снова пошел к ней. Она стояла неподвижно, все еще прижимая ладонь к горлу. Он прошел мимо, поднялся по лестнице и скрылся.

Она повернулась, чтобы идти за ним, и вспомнила про соусник. Он стоял на столе, как лаконичный натюрморт. Она взяла его обеими руками – руки дрожали, – и убрала назад в шкаф. Потом постояла еще немного, слушая тяжелый стук своего сердца, и пошла за ним.

Она заглянула в дверь его комнаты, когда он уже лег. Он натянул простыню и повернулся на бок – его обычная поза во сне.

Внизу кто-то закашлялся, напомнив ей, что они в чужом доме. Она почувствовала, что уже скучает, и в эту минуту мысли о разводе показались ей совершенно нереальными, как детские фантазии.

Но почему пантомима кормления Куджо так ее испугала? «Куджо больше не голоден».

Она вернулась к себе и лежала в постели, пока не взошло солнце. За завтраком Бретт казался таким же, как всегда. Он не вспоминал про Куджо и не стал звонить домой. Поразмыслив, Черити решила забыть про это.