Дэвид Сосновски - Обращенные

Тем временем смеющиеся «скороспелки» и смеющиеся нескороспелки скользят вокруг нее на почтительном расстоянии, исполняя фигурные «восьмерки», арабески, пируэты, аксели и тормозят «плугом», так что ледяная крошка брызжет из-под коньков. Вампиры не могут ни во что превращаться — ни в волков, ни в летучих мышей, ни в туман, похожий на призраков, ни в призраков, похожих на туман… но здесь они, по крайней мере, могут летать.

Звенит смех. Звенит и разлетается, словно ледяное крошево, которое образует черточки, мазки и каракули на гладком льду. Исузу замечает вампира-коротышку, который едет, как на буксире, за своим более рослым приятелем, держась за длинные концы смешного шарфа — вокруг всего катка, быстрее и быстрее, притормаживая в поворотах, но все-таки удерживая равновесие. Малыш в ударе, и струйка пара тянется за ним в холодном ночном воздухе, как выхлоп за реактивным самолетом. Исузу замирает, не сводя с них глаз, точно завороженная, ее дыхание напоминает облачко, на котором забывчивый художник забыл поставить многоточие. И затем, с решимостью, свойственной ее возрасту, хватает меня за обе руки.

— Идем, — умоляет она и тянет меня за руку с такой силой, какой я у нее еще никогда не замечал.

— Но, Иззи, — пытаюсь возражать я, — у меня нет шарфа.

Да, верно. Таким образом, ничего не выйдет. Перед вами тип, который в свое время не мог найти белого грима, не мог найти тыкву для Хэллоуина, который обзванивает лежащий в гостинице номер «желтых страниц», «белых страниц» и справляется с Гидеоновской Библией, [77] Библия, изданная и бесплатно распространяемая организацией «Gideons International». Обязательная принадлежность номера в отеле или мотеле. чтобы узнать, как превратить слив ванной в туалет для ее все еще живой попки. Мистер Все-Из-Ничего, мастер импровизации.

Хорошо. Хорошо. Ты своего добилась. В машине, которую я взял напрокат, есть специальные провода — на тот случай, если придется «прикурить» от чужого аккумулятора. Я не вполне представляю, что имели в виду служащие компании «Герц», оставив их там, но какого чёрта? Что-нибудь во имя беспечной радости. В итоге мы тащимся обратно к автомобилю, потом возвращаемся на каток, причем я уже подпоясан кабелем, которому предстоит сыграть роль прицепного троса.

— Держись, детка, — говорю я, убеждаясь, что Исузу крепко держится за него обеими руками и твердо стоит на ногах.

Только потом я выезжаю на линию и позволяю кабелю натянуться. Мы стартуем. Исузу хохочет. Она больше не хихикает. Она именно хохочет. Это грудной смех почти-подростка.

Сначала, она вполне довольна спокойным темпом, который я выбрал. Но это продолжается недолго. Конечно. И вскоре начинается:

— Быстрее, — требует она.

Хорошо. Прекрасно. Я сдерживался, убеждаясь, что она держится — похоже, так оно и есть. Ладно, быстрее так быстрее.

Она снова смеется, но на этот раз не так долго. На этот раз окрик «Быстрее!» раздается раньше.

Хорошо. Хочешь быстрее, будет тебе быстрее.

— Быстрее!

Видите, к чему все идет? Она как торчок, который хочет определить предельно допустимую дозу.

— Быстрее!

«Исузу, — хочу сказать я — и сказал бы, если бы мог отдышаться, если бы она могла услышать меня сквозь ветер, врывающийся ей в уши, — Исузу, есть определенные законы физики, с которыми мы ничего не можем поделать…»

— Быстрее!

Знаете, каким образом космические корабли получают ускорение, необходимое, чтобы покинуть солнечную систему? Они используют поле тяготения Юпитера, которое раскручивает их, как праща. Я напоминаю вам этот факт потому, что когда наконец решаю остановиться, Исузу продолжает двигаться. По мере того, как расстояние между нами сокращается, кабель провисает, а затем снова начинает натягиваться. В этот момент может случиться примерно следующее. Например, однажды кабель натянется до предела, и тогда Исузу, продолжая двигаться вперед, (1) заставит меня шлепнуться на задницу, (2) сама шлепнется на задницу или (3) заставит шлепнуться нас обоих.

Или…

Исузу можно остановить прежде, чем кабель натянется. Причиной этого может стать: (1) другой конькобежец, (2) несколько конькобежцев, (3) невидимая дверь в другое измерение, которое поглотит ее целиком, оставив у меня в руках лишь обрывок оплавленного кабеля, с помощью которого уже не удастся прикурить от чужого аккумулятора, и, возможно, одну опаленную рукавицу или (4) рыхлый сугроб, который весьма кстати возвышается на краю катка.

Теперь я знаю, что весь опыт, полученный нами до этого момента, позволяет склоняться к версии с невидимым порталом, но удача на нашей стороне, и Исузу врезается в сугроб.

Снег в Фэрбенксе — тот, что не втоптан в бетон множеством сореловских [78] Торговая марка зимней обуви компании Kaufman Footwear. Начала выпускаться в 60-е годы и приобрела популярность после того, как сореловские ботинки стали частью экипировки служащих Миннесотской горнодобывающей компании. Чтобы покупателям было проще определиться с выбором, компания разработала систему маркировки, позволяющую выбрать обувь для определенной погоды и температуры. ботинок — плохо подходит в качестве материала для изготовления снеговиков. Это не тот старый добрый снег, который так хорошо лепится. Нет, здешний снег рассыпчатый и напоминает порошок. И когда Исузу врезается в барьер, это похоже на снежный взрыв — или взрыв в груде перьев. И вот она лежит на спине, смеясь, как смеются повзрослевшие дети, а хлопья поднятого ею снега снова падают, словно рождественское конфетти. Она поднимает руки, роняет их… еще больше снега в воздухе, еще больше смеха, больше перьев, больше рождественского конфетти, которое дождем осыпается на нее, словно благословение милосердного Господа.

А я? Я просто стою рядом. Смотрю. Улыбаюсь. Перевожу дух. И чувствую, как в моей груди вампира бьется настоящее отцовское сердце.

После катка — колесо обозрения, карусель, «сталкивающиеся машинки», короткая остановка из-за рвотного приступа — и затем, наконец, то самое, вокруг чего все выросло: соревнование по созданию ледяных скульптур. Сейчас вы можете подумать, что по популярности у зрителей ваяние изо льда занимает промежуточное место между рыбной ловлей и шахматами. Но вы ошибаетесь. В конце концов, на любое мероприятие, которое проходит с использованием цепных пил и паяльных ламп, просто обязана собраться толпа.

Это гвоздь программы нашего вечера. Каждый художник получает в свое распоряжение блок твердого льда восемь на восемь футов и получает оценку не только за художественную ценность конечного продукта, но и за то, сколько времени ушло на его создание. Таким образом, мы говорим не просто о цепных пилах и паяльных лампах. Мы говорим о цепных пилах и паяльных лампах в чьих-то руках, двигающихся с опасной скоростью, дабы произвести нечто прекрасное так быстро, насколько позволяют человеческие возможности… простите, не совсем человеческие. Или несколько нечеловеческие.