Лорел Гамильтон - Кровавые кости

Я припарковала машину как можно ближе к зданию. Я второй раз приехала в школу к Ричарду, и в первый раз – в учебный день. Тогда нам надо было забрать документы, которые он забыл, и учеников не было. Сейчас я вошла и попала в толпу. Наверное, был перерыв между уроками, и ученики перемещались из класса в класс.

Я тут же поняла, что я никак не выше, а то и ниже всех, кто здесь был. Есть какой-то элемент клаустрофобии, когда тебя затрет в толпе людей с книжками и ранцами. Наверняка есть в аду такой круг, где тебе всегда четырнадцать и ты всегда в школе. Среди самых низших кругов.

Я дрейфовала вместе с толпой к кабинету Ричарда. Признаю: меня несколько радовало, что я одета лучше большинства девиц. Мелочно, конечно, но в школе я всегда была коротышкой. А между коротышкой и толстухой нет большой разницы, когда речь идет о том, как кого дразнят. Потом все силы ушли в рост, и я уже никогда не была толстой. Да, верно, когда-то я была даже еще меньше. Многие и многие годы – самая низкорослая во всей школе.

Я встала у дверей, пропуская учеников. Ричард что-то показывал в учебнике одной из учениц. Она была блондинка, одета во фланелевую блузу поверх черного платья, на три размера большего, чем нужно. На ногах у нее было что-то вроде армейских ботинок, и поверх них отвернуты толстые белые носки. Наряд был потрясающе современным, а выражение обожания на лице – достаточно древним. Она сияла и светилась только потому, что мистер Зееман в данный момент обращался лично к ней.

Надо признать, что Ричард заслуживал одного-двух разбитых сердец. Завязанный на затылке хвост создавал впечатление, что волосы у него очень короткие и плотно прилегают к голове. Он был высок, с выдающимися скулами и сильной челюстью, с ямочкой, от которой лицо его становилось не таким суровым и было почти совершенным. Глаза темно-шоколадного цвета и с такими густыми ресницами, какие иногда бывают у мужчин и о каких так мечтают женщины. От ярко-желтой рубашки загорелая кожа казалась еще более смуглой. Галстук сочного темно-зеленого цвета очень подходил к брюкам. Его пиджак был наброшен на спинку стула. Он держал книгу, и под рубашкой было видно, как ходят бицепсы.

Класс в основном сидел, в коридоре было почти тихо. Ричард закрыл книгу и отдал ученице. Она улыбнулась и поспешила к двери, опаздывая на следующий урок. По дороге она окинула меня взглядом, не понимая, что я тут делаю.

И не она одна. Некоторые из сидевших в классе тоже смотрели в мою сторону. Я вошла в кабинет.

Ричард улыбнулся, и меня всю окатило теплом. Эта улыбка спасала его от чрезмерной красоты, но это не значит, что она сама по себе была некрасивой. Ричард мог бы сниматься в рекламе зубной пасты. Но улыбка была мальчишеской, открытой, приглашающей. В нем не было хитрости, скрытых темных сторон. Перед вами был самый большой бойскаут в мире. Улыбка это показывала.

Я хотела подойти к нему, чтобы его руки обвились вокруг меня. Просто неудержимо тянуло схватить его за галстук и вытащить из кабинета. Засунуть руки под желтую рубашку. Так тянуло, что я засунула руки в карманы – не надо шокировать школьников. Ричард иногда на меня так действовал. Ладно, это когда он не мохнатый и кровь с пальцев не слизывает. Он вервольф – разве я не сказала? В школе никто не знает, а то бы он потерял работу. Людям не нравится, когда их милых деточек учат ликантропы. Да, дискриминация на основе болезни незаконна, но она есть всюду. Так почему ее не должно быть в системе образования?

Ричард коснулся моей щеки – кончиками пальцев. Я зарылась лицом в его руку, проводя губами по пальцам. Вот тебе и сдержанность перед детками. Кто-то ахнул, кто-то нервно засмеялся.

– Сейчас вернусь, ребята.

Еще охи и ахи, смешки, пожелание «Вернуться не забудьте, мистер Зееман». Ричард жестом пригласил меня к двери, и я пошла, не вынимая рук из карманов. Вообще-то я не смутилась бы перед группой восьмиклассников, но последнее время я не доверяла себе до конца.

Ричард вышел в пустой коридор, прислонился к шкафчикам и поглядел на меня. Мальчишеская улыбка исчезла. От взгляда темных глаз я вздрогнула. Подняв руку, я поправила ему галстук.

– Мне можно тебя поцеловать, или детки будут шокированы?

Задавая этот вопрос, я глядела вниз. Мне не хотелось, чтобы в моих глазах он прочел неприкрытое желание. И без того достаточно меня смущало, что он о нем знает. От вервольфа вожделение не скроешь. Они это чуют.

– Рискну. – От его тихого и низкого голоса с теплой ноткой у меня живот свело.

Он наклонился надо мной, и я подняла лицо ему навстречу. У него были такие мягкие губы. Я прижалась к нему всем телом, положив ладони ему на грудь. Его соски напряглись под кожей. Я скользнула руками к нему на талию, по гладкой ткани рубашки. Мне хотелось вытащить его рубашку из штанов и запустить под нее руки. Я шагнула назад. У меня слегка перехватило дыхание.

Это была моя идея – не заниматься сексом до свадьбы. Моя идея. Но черт побери, это было тяжело. Чем больше мы встречались, тем это было тяжелее.

– Ну и ну, Ричард. – Я покачала головой. – А оно-то все тяжелее.

Улыбка Ричарда никак не была невинной или бойскаутской.

– Тяжелеет с каждой секундой.

Краска бросилась мне в лицо.

– Я не это хотела сказать!

– Я знаю, что ты хотела сказать.

Его голос был теплым, поддразнивание – беззлобным.

Лицо у меня еще горело от смущения, но голос был ровен – очко в мою пользу.

– Я уезжаю из города по делу.

– Зомби, вампиры или полиция?

– Зомби.

– Это хорошо.

Я поглядела на него:

– Почему хорошо?

– Я сильнее волнуюсь, когда ты занята делами полиции или закалыванием вампиров. Ты же знаешь.

– Знаю, – кивнула я.

Мы стояли в коридоре, глядя друг на друга. Если бы обстоятельства сложились иначе, мы были бы помолвлены, назначили бы свадьбу. Все это сексуальное напряжение как-то разрешилось бы. А так…

– Я опаздываю, Ричард. Мне пора.

– Ты собираешься прощаться с Жан-Клодом лично?

Голос был безразличен, но глаза его выдавали.

– Сейчас день, он у себя в гробу.

– А, – сказал Ричард.

– У меня не было с ним свидания на эти выходные, и потому я ничего не должна ему объяснять. Это ты хотел услышать?

– Примерно, – ответил он, отступив от шкафов, и наши тела снова оказались очень близко. Он наклонился поцеловать меня на прощание, и по коридору пронеслось хихиканье.

Мы обернулись и увидели, что почти весь класс сгрудился в дверях и глазеет на нас. Вот черти!

Ричард улыбнулся:

– Ну-ка по местам, вы, монстры!

Вопли, вой, кошачий концерт, одна девица посмотрела на меня весьма неприязненно. Я думаю, не одна девица в классе сохла по мистеру Зееману.

– Туземцы волнуются. Мне надо вернуться.