Огюст Дерлет - Козодои в Распадке

Весьма любопытно, что в ту ночь козодои, несмотря на свои проклятые вопли, сослужили мне добрую службу. Под какофонию их криков мне, к своему, удивлению, удалось уснуть, и я проспал, вероятно, часа два, когда меня разбудили. Сначала я подумал, что уже утро, но это было не так, и только потом я понял, что разбудило меня отсутствие птичьих голосов; шум внезапно прекратился, и последовавшая за ним тишина подняла меня. Это любопытное и беспрецедентное происшествие окончательно стряхнуло с меня остатки сна; я встал, натянул брюки, подошел к окну и выглянул на улицу.

И увидел, как из моего двора выбегает человек – большой человек. Я немедленно подумал о том, что случилось с Альбертом Джайлзом, и страх мгновенно овладел мною, ибо только большой человек мог натворить такого предыдущей ночью – большой человек и маньяк-убийца. Но вслед за этим я понял, что во всей долине есть только один настолько большой человек – Амос Уотли. К тому же, мой незваный гость, хорошо освещенный луной, побежал в том направлении, где жили Хатчинсы. Мой порыв бежать следом и кричать ему был остановлен тем, что я увидел краем глаза: внезапное подрагивающее оранжевое сияние. Я распахнул окно и высунулся наружу: с одного угла горел дом! Поскольку я действовал без промедления и поскольку у колонки всегда стояло полное ведро воды, мне удалось погасить пожар быстро: выгорела только пара квадратных футов обшивки, да еще чуть-чуть: дерево просто обуглилось. Но было ясно, что это поджог, который, без сомнения, пытался совершить Амос Уотли; если бы не странное молчание козодоев, я бы погиб в ревущем пламени. Я был потрясен этим: если мои соседи желают мне такого зла, что не гнушаются подобными мерами, чтобы изгнать меня из дома двоюродного брата, то чего еще от них можно ожидать? Однако противодействие чему-то всегда придавало мне силы, и через несколько минут я опять взял себя в руки. Я просто еще раз убедился, что если мой поиск подлинных фактов, стоящих за исчезновением Абеля, беспокоит их до такой степени, то я на верном пути, полагая, что все они знают об этом гораздо больше, чем желают сказать. Поэтому я снова улегся в постель, решив наутро встретиться с Амосом Уотли где-нибудь на полях, подальше от дома Хатчинсов, и там поговорить с ним, не опасаясь, что нас могут подслушать.

Так все и вышло, и утром я нашел Амоса Уотли. Он работал на том же склоне холма, где я увидел его в первый раз, только теперь он не пошел мне навстречу. Вместо этого он остановил лошадей и встал, поджидая меня. Пока я шел к низенькой каменной ограде, я заметил на его бородатом лице смешанное выражение подозрительности и вызова. Он не шевелился и только сдвинул свою бесформенную фетровую шляпу подальше на затылок; его губы были плотно сжаты в твердую, неуступчивую линию, но глаза глядели настороженно. Поскольку он стоял совсем недалеко от ограды, я остановился прямо перед ней, едва выйдя из леса.

– Уотли, я видел, как вы ночью поджигали мой дом, – сказал я. – Зачем?

Ответа не было.

– Ну же, ну же. Я пришел сюда поговорить с вами. Я так же запросто мог бы пойти в Эйлзбери и поговорить с шерифом.

– Вы прочли книги, – хрипло выплюнул он в ответ. – Я вам говорил не читать. Вы прочли это место вслух – я знаю. Вы открыли Ворота, и Они Снаружи могут теперь войти. Не так, как с вашим братом: он позвал Их, и Они пришли, но он не сделал того, что ни хотели, вот Они его и взяли. Но ни он не знал, ни вы не узнали, и теперь вот, в эту самую минуту Они селятся в этой долине, и никто не знает, что будет дальше.

Я несколько минут пытался разобраться в этой чепухе, но даже если и нашел там какой-то смысл, то он ничего общего с логикой не имел. Амос, очевидно, хотел предположить, что, прочитав вслух отрывок из книги, которую читал брат, я навлек на долину какую-то силу или существо снаружи: без сомнения, это было составной частью абсурдных суеверий местных жителей.

– Я не видел здесь чужих, – резко ответил я.

– А вы Их не всегда увидите. Мой двоюродный брат Уилбур говорит, что Они могут принимать любую форму, которая Им нравится, и могут забраться вам внутрь, и есть вашим ртом, и видеть вашими глазами, и если у вас нет защиты, Они могут взять вас, как взяли вашего брата. Вы Их и не увидите, продолжал он, и его голос поднялся почти до крика, потому что Они – внутри вас вот в эту самую минуту!..

Я подождал, пока его истерика немножко не поутихнет.

– И чем же Они питаются? – спокойно спросил я.

– Вы это знаете! – неистово закричал он. – Кровью и духом: кровью, чтобы расти, а духом – чтобы лучше понимать людей. Смейтесь, если хотите, но вы должны это знать. Козодои-то знают – потому и поют всегда, и кричат под вашим домом.

Я не мог сдержать улыбки, хотя его серьезность была вполне искренней, но подавил в себе смех, которого он ждал.

– Но это, все-таки, не объясняет, зачем надо было поджигать дом и меня вместе с ним, насколько я знаю.

– Я не хотел вам зла, я просто хотел, чтобы вы уехали. Если у вас не будет дома, то ведь негде будет и оставаться.

– И вы высказываете сейчас мнение всех остальных?

– Я знаю больше, чем они все, – ответил он с легкой гордостью, пробившейся сквозь весь его вызов и настороженность. – У моего деда были книжки, и он мне много чего рассказал, и брат Уилбур много чего знал, и я знаю много, чего остальные не знают – что происходит там… – Он взмахнул одной рукой в сторону неба. – …Или там… – Он показал себе под ноги. – И много чего им знать вообще не надо, а то оно их сильно напугает. А знать наполовину – это вообще нечего не значит. Вам надо было сжечь эти книжки, мистер Харроп, – я вам говорил. Теперь уже слишком поздно.

Я вглядывался в его лицо в поисках хоть какого-нибудь знака того, что он говорил все это не всерьез. Но он был совершенно искренен и даже, кажется, немного сожалел, что определял мне ту безымянную судьбу, которую мог предвидеть. На какой-то миг я засомневался, что мне с ним делать дальше. Нельзя же просто так пренебречь попыткой спалить ваш дом, да еще, к тому же с вами самим в придачу.

– Ладно, Амос. Что вы там знаете – ваше дело. Но я знаю одно – вы подожгли мой дом, и я не могу закрыть на это глаза. Я думаю, вам следует это исправить. Когда у вас будет время, можете прийти и починить угол. Если вы это сделаете, я не стану ничего сообщать шерифу.

– Совсем ничего?

– А что там еще?

– Ну, если вы не знаете… – Он пожал плечами. – Я приду, как только смогу.

Каким бы смешным ни был весь его вздор, то, что он рассказал, привело меня в замешательство – в основном, потому, что во всем этом была какая-то дикая логика. Но, опять-таки, размышлял я, направляясь через лес к домику брата, некая извращенная логика присутствует в любом суеверии, и это объясняет цепкость суеверий, передаваемых от одного поколения к другому. И все же в Амосе Уотли был безошибочно виден страх – страх, не объяснимый ничем, кроме суеверия, поскольку Уотли был мощно сложен, и ему, по всей вероятности, не составило бы никакого труда одной рукой перекинуть меня через каменную стенку, разделявшую нас. И в его поведении, бесспорно, лежал зародыш чего-то глубоко тревожного – если бы я только мог найти к нему ключ.