Арина Веста - Алмазная скрижаль

– Горносталько-то у тебя какой доброхот, на жопке сидит, лапки свесил, глазками поглядыват! – восхитился Герасим.

– Ты, братец, вот что, ты не езди ко мне больше, – мягко попросил отец Гурий, – мне Богу молиться надо, душу спасать…

Герасим растерянно хлопал короткими, словно опаленными ресницами, рот его приоткрылся, в уголках пристыла слюна. Простое сердце его не вмещало обиды. Чудачества монаха забавляли его, он чувствовал себя взрослым и бывалым рядом с этим большим мечтательным ребенком: оборвался весь, исхудал, как зимний заяц, ест какую-то траву… Но тут Герасима достала обида. Не за себя, за бабку Нюру. Она, узнав-таки от внука о «лесном попе», собрала последнее, кланяться ему просила. А тут – не езди! Герасим хотел выругаться, но в его деревне ругались только приезжие. Он с досадой плюнул в пол, отец Гурий даже не обернулся.

С озера донесся надсадный вой мотора. Призвав остаток душевных сил, отец Гурий продолжил молитву, но казалось, сегодня весь окрестный мир ополчился против него. Под плитами пола сначала тихо, потом все громче завозились. Тявканье, шипение и визгливый лай переросли в вой и звуки битвы. Отец Гурий рывком приподнял и сдвинул плиту пола и заглянул в открывшуюся щель. В просторном подполье под храмом крутились и ходили колесом два неизвестных науке зверя. Один – длинный, ярко-рыжий с белым подпалом, похожий на лисицу. Яростно фыркая и наступая, он вырывал у маленького обглоданное куриное крылышко из запасов бабки Нюры. Искусанный зверек задыхался и плакал. Отец Гурий метко бросил в рыжего головешкой, и вторжение чужака было отбито. Тварь метнулась в глубину холма, по ступеням, вырубленным в сером ноздреватом известняке.

Израненный победитель, не выпуская трофея, уполз в дальний темный угол подвала. Друг и питомец отца Гурия оказался самкой, и где-то в подполье храма у нее было гнездо.

Удивленный отец Гурий через узкий пролаз спустился в просторный сухой подвал, отделанный с большей тщательностью и искусством, чем это можно было предположить в сельском храме. Осыпающиеся ступени уводили в настоящее подземелье. Проход был высокий, но очень узкий.

Прихватив свечей, спичек и обвязавшись веревкой на манер заправского альпиниста, отец Гурий двинулся в разведку.

Шел он уже довольно долго. Спуск временами сменялся подъемом. Под ногой крошились обветшавшие ступени. По-видимому, подземный ход имел естественное происхождение, это было русло древней реки, вымытое в известковых пластах тысячелетия назад. По пути ему попадались ответвления высохших ручьев, похожие на узкие темные норы. Каждый его шаг, падение мелкого камушка, неловкое движение отзывались эхом и долгим шумом в колодезных глубинах подземного хода. Внезапно впереди он увидел свет, вернее, отсвет свечи, пляшущий по ноздреватым стенам. Впереди него по подземелью кто-то шел со свечой, постоянно скрываясь за каким-либо поворотом хода. Отцу Гурию стало страшно. Он осенил путь свой крестным знамением и сделал несколько шагов вперед, уверенный, что козни лукавого рассыплются силой молитвы. О ужас! Впереди шел он сам, среди колеблющихся длинноруких теней и всполохов света. Споткнувшись о крупный булыжник, он не удержал равновесия и упал на острые обломки. Свеча выскользнула из рук и погасла. Погас и свет в конце туннеля.

С трудом нашарив свечу и засветив огонь, он с испугом понял, что потерял направление и теперь не знает, куда идти. Но тут в лицо ему подул слабый, но, несомненно, вольный, пахнущий рыбой ветер. Прихрамывая, отец Гурий двинулся навстречу ветру. Упругий прохладный поток мягко обтекал лицо, вскоре послышались далекие голоса чаек и плеск волн, потом тьма поредела и вдали замаячил дневной свет. Алый вечерний луч пробивался через узкое отверстие. Отец Гурий почти бегом пробежал остаток туннеля. В потемках он наступил на что-то мягкое, рванулся, но запутался ногами. В проходе валялся рюкзак. Он был покрыт толстым слоем белесой пыли или плесени. Оставив до времени свою находку, отец Гурий зашагал на свет. Он оказался в пещерной нише, внутри высокого обрывистого берега. Подземный ход обрывался у воды. Недавнее половодье приволокло в пещеру мелко порубленный ледоходом плавник, угли рыбачьих костров, пластиковые бутылки, рыбьи хребты, капроновую сеть с остатками поплавков. Пожалуй, попасть сюда можно было только озером; если подплыть к прибрежной скале вплотную и подтянуться, то человек среднего роста без труда пролезет в расселину, чтобы переждать бурю, обсушиться. Отец Гурий решил, что именно за этим сюда и наведывались туристы, что забыли злополучный рюкзак.

В узкое окошко синело озеро. Остров Спас был до странности близок. Отец Гурий рассмотрел даже купола главного собора, башенку колокольни и монастырские ворота. Триста лет прошло, как развеяло монастырский кирпич, а тут на тебе – наваждение! Присмотревшись пристальнее, он убедился, что сей чудесный вид не более чем игра золотистых облаков на горизонте. Он порывисто вздохнул и прочел молитву.

Над озером заслезились первые звезды, и монах заторопился в обратный путь. С собой он взял пустые бутылки, сеть и обрывок шнура. Потерянный рюкзак он забрал, повинуясь какой-то не совсем стертой мирской заботе. Это была еще одна загадка, ну что ж, одной загадкой боле…

Линия жизни – магистраль с конечным пунктом назначения: станция «Смерть». И глупо думать о конечной остановке, пока стучат колеса, отмеряя версты, мелькает веселый пейзаж за окнами и гремит радио, пока соседи шуршат провизией и позвякивает ложечка в стакане.

Вадим Андреевич не знал страха смерти, а лишь темный восторг и сладкий ужас погружения, когда думал о ней или представлял ее. Он даже бравировал всегдашней готовностью шагнуть под пули, а не повезет, ну чего же тут страшного – вытянуться с пулей в башке, испугаться не успеешь, потому что «свою» пулю человек не слышит. Фортуна, брат! Но сейчас ему остро захотелось жить. Он впервые испугался, представив, что выпадет, исчезнет из этого мира, навсегда потеряет свою едва обретенную любовь и его крепкое горячее тело остынет и начнет стремительно меняться и его спрячут подальше от глаз живых. И тут же больно кольнуло: «Мать, ей-то как?..» И чего не передумаешь, стоя в засаде, в двух шагах от неизвестности, но в квартире стояла мертвая тишина. Ночной визитер даже дышать перестал. Вадим немного ослабил хватку, подвинулся ближе к дверному проему. Пятнадцать секунд, данные незваному гостю, давно истекли. Со всем напряжением нервов он ждал выстрела, прыжка, удара, грохота. Тем резче и больнее прозвучал насмешливый, хорошо знакомый голос: