Челси Ярбро - Хроники Сен-Жермена

— Вот наглец! — взорвался Твилфорд, с негодованием выпрямляясь.

— Как он мог! — гневно вскинулся лорд Грейвстон.

— Что он сделал? — напряженно спросил Доминик.

— Он сказал, что никому не позволительно обижать его слуг. В первый момент Сабрина была просто шокирована, услышав такое, ибо в течение этих трех лет граф всегда держался с ней уважительно, как с равной себе, и никогда не намекал на ее подчиненное положение. Но эти слова озадачили сэра Джеймса. Он поперхнулся и стал объяснять, что знатная англичанка не может считаться служанкой, потом вновь взвинтился от ситуации и повторно потребовал сатисфакции. Дневник свидетельствует, что граф невесело рассмеялся и спросил у Сабрины, желает ли она смерти своему мужу. Но я сомневаюсь, что это так. Слишком уж велика дерзость, чтобы в нее поверить, не правда ли, господа? Как бы там ни было, граф дал согласие на встречу в полночь — в большом зале своего другого особняка. Сабрина в смятении умоляла мужчин не затевать таких безрассудств, но сэр Джеймс гнул свое, а граф пояснил, что, если со всем этим не разобраться прямо сейчас, ей придется отправиться с мужем Сабрину, как она пишет, сильно встревожила подобная перспектива. Растерянная женщина обратилась к супругу, умоляя его взять свой вызов назад, однако тот понял эту мольбу как лишнее подтверждение ее связи с графом. Он в бранных выражениях высказал свое мнение и велел назвать адрес, клянясь, что придет в назначенный час. Возникла заминка с секундантами, поскольку сэр Джеймс, только вышедший из тюрьмы, растерял все связи и не знал, к кому обратиться. Граф предложил решить дело приватно, сражаясь под честное слово. Сэр Джеймс охотно с тем согласился и отправился подбирать себе шпагу.

— Он не стал настаивать, чтобы Сабрина ушла с ним? — спросил встревоженно Эверард.

— Нет, лишь заявил, что если Сабрине было угодно завести себе любовника, то пусть она с ним и пребывает, покуда он не восстановит ее честь, если, конечно, у нее таковая осталась. — Уиттенфильд пожал плечами. — Тут Сабрина пожалела, что не сделалась любовницей графа, потому что мысль его потерять показалась ей невыносимой. Пока не явился муж, пишет она, ей и в голову не приходило, какой опорой для нее был в последнее время граф. Близилась ночь, а значит, и час дуэли. Сабрина была сама не своя. Она разыскала графа, который уже готовился выйти из дома, и сказала, что будет молиться за него и надеется не навлечь на себя его презрение за отказ возвратиться к мужу. Граф ответил, что за первое он ей весьма благодарен, а во втором нисколько ее не винит, ибо жизнь с таким человеком, как сэр Джеймс, принесет в первую очередь страдания детям. Сабрина с некоторым смущением согласно кивнула и вслух попеняла на собственную неосмотрительность, заметив, что ей не стоило говорить стражникам, как ее разыскать. Граф покачал головой, но напомнил, что она сама решила последовать за мужем в Европу, вместо того чтобы вернуться в лоно своей семьи, когда семья сэра Джеймса от него отказалась. Сабрина не стала этого отрицать, но призналась, что, обратись она за помощью к отцу или дядьям, ей пришлось бы далее жить в зависимом от них положении, что могло повредить ее детям, а на первых порах жизнь с сэром Джеймсом на континенте была совсем неплоха. Граф, выслушав монолог, предложил ей денег, чтобы, вернувшись в Англию, она могла там безбедно существовать. Он прибавил, что независимо от исхода дуэли ей, скорее всего, не следует оставаться в этом особняке, ибо, несомненно, сэр Джеймс часть времени перед дуэлью потратит на то, чтобы отправить в Англию письма, компрометирующие Сабрину в глазах ее родичей. Увы, Сабрина не могла с этим не согласиться. Под конец разговора она прямо спросила графа, почему он не сделал ее своей любовницей. Тот ответил уклончиво: мол, мечты наши всегда возвышеннее реальности, и ушел.

— Неслыханно! — воскликнул лорд Грейвстон. — Экие невежливость и бесстыдство! И она это снесла?

— А как еще он мог поступить? — удивился Эверард. — Если она ему ни на что такое не намекала, граф, может быть, никогда и не думал о том.

— Любой настоящий мужчина всегда о том думает, когда смотрит на красивую женщину, — заявил Хэмворти, критически оглядывая кандидата в мужья Изабель.

— Как бы там ни было, — резко произнес Уиттенфильд, — граф все же ушел. После мучительных колебаний, отнявших у нее чуть ли не час, Сабрина накинула плащ и отправилась следом. Граф ведь при ней описал ее мужу, как добраться до места, и потому шла она быстро, избегая, правда, улиц, где все еще были открыты таверны, откуда неслись разгульные песни. Дважды Сабрине казалось, что она заблудилась, но в конце концов ноги принесли ее к большому трехэтажному особняку с изысканной облицовкой фасада. Почти все его окна были темны. Лишь там, где, по всем представлениям, могла находиться кухня, виднелся свет, да несколько свечей мигали в одной из парадных комнат. Теперь встал вопрос, как перебраться через ограду, ибо сам дом почему-то ее не смущал. Оглядев запертые ворота, Сабрина поддернула юбки, взялась за завитки решетки и…

— Ну и сорвиголова, — усмехнулся Доминик.

— Мне кажется, она вообще ничего не страшилась, — заметил Эверард, слегка розовея.

— Похоже, ваша прародственница, Чарльз, была по натуре горазда на необдуманные поступки, — вздохнул Твилфорд.

— Ну, какого бы мы с вами ни были мнения о ней, господа, она все же проникла во двор, — с некоторым удовлетворением произнес Уиттенфильд.

— Что же? Удалось ей остановить дуэль? — спросил шестой гость. С некоторых пор он сидел очень тихо, внимательно вслушиваясь в рассказ.

— Сабрина пишет, что не сразу нашла дуэлянтов. Она пробралась в дом, и зачехленная мебель нескольких комнат сказала ей, что граф тут бывает нечасто. Впрочем, этой удачливой нарушительнице всех норм и запретов везло, она шла и шла вперед без помех, правда с замирающим сердцем, сознавая, что любой проснувшийся некстати слуга может принять ее за воровку. Перед дверью зала Сабрина помедлила, но, вспомнив, какой опасности подвергаются сэр Джеймс и граф, решительно повернула дверную ручку. Мужчины явно уже успели обменяться ударами. Сэр Джеймс тяжело дышал, но граф, по свидетельству дневника, выглядел ничуть не уставшим. Когда дверь скрипнула, он требовательно напомнил входящим (он ведь думал, что это слуги) о своем приказании не беспокоить его. Однако Сабрина вошла и поспешила к мужчинам. Как только она к ним приблизилась, сэр Джеймс, протянув руку, схватил ее, прижал к себе и, используя как прикрытие, возобновил атаку на графа, заставив того перейти к обороне. Сначала граф отступил, а потом применил тактику, совершенно обескуражившую сэра Джеймса. Сабрина не дает точного ее описания, но, я думаю, он перебрасывал шпагу из одной руки в другую с ошеломляющей быстротой, хлеща ею своего противника словно плетью. Не забудьте, в те времена искусство фехтования не поднялось еще на достаточную высоту и тогдашние шпаги не имели гибкости рапир наших спортсменов. Это были просто заостренные полосы стали, однако клинок графа гнулся, как прут, не ломаясь, и сэр Джеймс, по-видимому, изрядно струхнул. Воспользовавшись этим, граф улучил момент и вырвал Сабрину из его рук, оттолкнув ее подальше от схватки. Потом движением, которого она описать должным образом не смогла, он разоружил сэра Джеймса. Сабрина лишь заявляет, что граф, кажется, прыгнул вперед, преодолел защиту противника и, задев тому плечо, выбил из его рук шпагу. Такой трюк мне представляется невозможным, но тем не менее сэр Джеймс остался стоять с пустыми руками. Граф, направив на него острие своей шпаги, вежливо осведомился у Сабрины, как ему следует поступить.