Челси Ярбро - Хроники Сен-Жермена

— Я нахожу ваш рассказ очень точным. Я и не представлял… — Поколебавшись, он подошел к старому зеркалу и тронул его рукой.

Сверкая, паук по-прежнему висел в центре своей драгоценнейшей паутины. Тельце его алело, как свежая кровь. Тонкие ножки, сделанные из граната и турмалина, придавали ему сходство с танцором. Он все еще был прекрасен, хотя амальгама от времени потемнела. На втором плане, позади паука, янтарно светились неяркие лампы дубовой гостиной.

А больше там не было ничего. Ибо создатель зеркала граф Сен-Жермен в нем, конечно же, не отражался.

Два послания, отправленные с четвертьвековым перерывом графом Сен-Жерменом Чарльзу Уиттенфильду.

«Миндре Аан,

Зюдерталье, Швеция.

9 января 1911 года

Достопочтенному Чарльзу Уиттвнфильду,

девятому графу Копсхоу.

Бриаркопс, Ившем, Англия.

Чарльз!

Неужто и впрямь прошло десять лет со времени нашей последней встречи? Как быстро летят годы! Я храню самые приятные воспоминания о Бриаркопсе и надеюсь когда-нибудь еще раз посетить ваши края. Однако боюсь, что пока это невозможно. Мой визит в Швецию вынужденно краток, он связан с необходимостью расширить и модернизировать часть моих предприятий в России. Условия там чересчур нестабильны, чтобы я мог позволить себе не спешить вернуться туда. Меня беспокоит не только финансовая сторона дела, но и благополучие тех людей, что работают на меня.

Вполне разделяю вашу тревогу о ситуации, складывающейся в центральной Европе. Тамошние дипломаты заходят в тупик. Вы пишете, что вам не хотелось бы посылать своего сына на бойню, но ему, кажется, всего лишь двенадцать. Успокойтесь, детей под ружье не ставят, по крайней мере в нынешние времена.

Касательно прочего… Нет никакого сомнения, что немцы по части химии и электричества идут впереди всего мира, однако вам с того проку не будет, если начнется война. Лучшей страной для финансовых помещений я назвал бы Америку. Ее торговые обороты растут, и, хотя научные исследования там ведутся не на том уровне, что в Европе или в Англии, текущая политика Нового Света создает благоприятные условия для инвестиций. Ваши интересы могла бы представить, например, какая-нибудь канадская компания, коль скоро вы полагаете, что к британцам в этой стране все еще не относятся достаточно хорошо.

Позвольте еще раз поблагодарить вас за оказанное мне некогда гостеприимство. Думаю, когда мир несколько успокоится, я обязательно к вам загляну.

«Авенида де лас Аагримас,

Кадис, Испания.

12 июля 1936 года

Достопочтенному Чарльзу Уиттенфильду,

девятому графу Копсхоу.

Госпиталь Св. Амелии, Лондон, Англия.

Мой дорогой Чарльз!

На прошлой неделе ваш внук сообщил мне о вашем недомогании, чем я искренне огорчен. Согласен, грех жаловаться, вы прожили долгую жизнь, но мне также прекрасно известно, как мучительно отзывается в нас ощущение скоротечности времени, я ведь и сам очень стар.

К несчастью, не могу разделить энтузиазм вашего господина Шоу. Чаяния, что перемены в Германии приведут к лучшему, по меньшей мере странны. Великая война оставила глубокие, тяжелые раны, и одного поколения недостаточно, чтобы их залечить. Пусть слепые идеалисты говорят что хотят, но силы, породившие НСДАП, станут мстить за Версаль. Я знаю. Я убедился воочию, чего от них можно ждать.

Ну, хватит об этом. Человеку, который оправляется после удара, не стоит напоминать о таких мрачных вещах. Позвольте мне только сказать, как я расстроен тем, что до сей поры так и не навестил вас. Я планировал эту поездку многие годы, но события разного рода не позволяли мне покидать континент.

И не позволят еще какое-то время. Мой слуга Роджер — уроженец Кадиса, и потому я вынужден уладить здесь кое-что. Затем меня ждут на юге Франции, этот визит также более чем неотложен.

Пишите же мне. И прошу: не думайте, что я забываю друзей, хотя что ж еще вы должны думать. Может быть, мне отчасти удастся это исправить, посылая вам мои самые искренние пожелания скорого выздоровления и заверения в моей благодарности за ваше постоянное ко мне расположение, несмотря на то что я мало чем его заслужил.

Кровоточащими руками Джеймс потянул на себя створку узорчатых чугунных ворот и, спотыкаясь, ступил на длинную подъездную аллею, ведущую к замку. В голове мутилось, но все же ночной скиталец сначала аккуратно свел на нет щель, в которую проскользнул, и лишь затем отправился дальше. Он шагал, шатаясь и вглядываясь во тьму в ожидании, что очертания старинного здания вот-вот выступят из нее. Он отчаянно нуждался в убежище и знал, что обрести его ему дано только здесь.

Когда наконец во мраке и впрямь обрисовалась каменная громада, Джеймс с удивлением услышал звучание скрипки. Играли профессионально, но как-то обрывисто, словно бы для себя. Он остановился, прислушался, и впервые за трое суток глаза его потеплели. До этого момента в ушах путника стояло одно: рев и уханье пушек. Мутные мысли несколько прояснились, рука сама поднялась, чтобы отвести спутанные пряди со лба. Он мельком спросил себя, кто это может играть и почему Монталье выглядит странно покинутым. Лужайки заросли сорной травой, а свет горит лишь в двух окнах. Вот неожиданность, сказал себе Джеймс и, волоча ноги, автоматически направился к служебным пристройкам, объятый внезапной дрожью, вызванной отнюдь не холодом ночи.

От конюшни несло больше моторным маслом, чем лошадьми, но Джеймс узнал ее очертания и, приободрившись, захромал к боковой дверце. Два освещенных окна, думал он, означают лишь, что большинство слуг отправились спать или что нехватка топлива и других припасов ввели хозяйство в режим экономии. Ему понадобилось все мужество, чтобы попробовать приоткрыть дверь. В конце концов, не похоже, что в замке полно немцев. Джеймс дождался нового всплеска мелодии и протянул руку к дверной ручке, уповая на то, что музыка заглушит скрип петель.

Сен-Жермен услышал тихий скрип открываемой двери и придержал смычок. Он напряг слух, потом сел поудобнее и продолжил каприччио, позволяя его чарующим звукам служить маяком для одинокого визитера. Через несколько минут в дверях малой гостиной возник оборванный человек, сжимавший в руке кухонный нож. Ночной гость не очень уверенно шагнул в световое пятно, отбрасываемое камином и единственной керосиновой лампой. Музыкант опустил скрипку и оценивающе посмотрел на вошедшего. Глаза его на миг сузились, а брови чуть надломились.

— Нож вам не понадобится, мистер Три.

Гость, судя по всему, ожидал увидеть кого угодно, только не того, кто сидел перед ним. Он в растерянности тряхнул головой.