Челси Ярбро - Хроники Сен-Жермена

— Вас это хотя бы волнует?

— Да. Но я теперь ничего не могу предпринять. — В салоне воцарилось молчание.

— Вот как у вас все просто, — уронил через какое-то время американец.

Сен-Жермен стиснул руль.

— Нет, Джеймс, это не просто, и не сделается простым никогда.

Письмо графа де Сен-Жермена к Роджеру.

«Тровснор-Мьюз, 7,

Лондон, Англия.

22 апреля 1950 года

Сассвер-Парк,

Лозанна,

Швейцария.

Роджер!

Твой отчет, как всегда, превосходен и о многом мне говорит.

Лучше всего, пожалуй, ликвидировать атанор, в любом случае его устройство давно устарело. Ты можешь его разобрать, но продавай по частям, и не в одном месте, а в разных. Я не хочу новых расследований. Что делать, такие сейчас времена, а впрочем, когда они у нас были другими?

Мы же чуть позже займемся расширением наших лабораторий как в Англии, так и в Италии. Кроме того, мне кажется перспективным продолжить контакты с молодым американским экспериментатором-керамистом. Интересно, как он себя повел бы, узнав, что „революционные технологии“, какие мы с ним намереваемся применить, — ровесники самого древнею и величайшего из искусств, или, проще говоря, что ему в сотрудники набивается не теоретик-ученый, а практик-алхимик? Пожалуйста, продолжай осторожное лицензирование разработок подобного рода, но все документы по-прежнему присылай на просмотр.

Береги себя, мой друг, и прими уверения в моей всегдашней к тебе приязни.

Письмо графа де Сен-Жермена к Генри Макмиллану, Колумбийский университет.

«Корсо Солитюдин, 43,

Рим, Италия.

15 мая 1952 года

Профессору Генри Макмиллану.

Факультет химии Колумбийского университета,

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, США.

Уважаемый доктор Макмиллан!

Я несколько озадачен вашим письмом, но по мере возможности постараюсь ответить на ваши вопросы. Да, я и впрямь проводил некоторые исследования в областях, вас интересующих, однако сейчас у меня нет охоты связывать себя подобными обязательствами с кем бы то ни было, как и у всех, кому не по нраву войны и хищническая политика сильных мира сего.

Возможно, в будущем я и приеду в вашу страну, но сейчас у меня нет таких планов. Мои деловые интересы у вас весьма успешно защищают квалифицированные юристы, и я не вижу причины что-либо менять в столь хорошо отлаженном ходе вещей.

Что же касается оборудования, переданного вами в пользование одной из моих швейцарских компаний, то, уверяю, вы можете внести в него любые вам нужные изменения, ибо мои собственные эксперименты этого плана завершены и мне ничего более не понадобится, в том числе и особо упоминаемый металлический кожух. Однако, предупреждаю, от радиации этот кожух не защищает, а вам ведь, наверное, такая защита нужна. Откровенно говоря, я даже не вижу возможности установить там дополнительные экраны, а впрочем, решайте сами, как поступить.

С искренними пожеланиями всего наилучшего вам и вашим коллегам

Маленький концертный зал на восемьсот зрительских мест все же казался просторным за счет изысканной роскоши интерьера. Обитые красным вельветовым плюшем кресла соперничали с французскими заказными коврами, росписи на потолке, изображавшие Аполлона со свитой, являли собой прекрасно отреставрированную работу Джорджоне. Балюстрады, покрытые искусной резьбой и позолотой, отграничивали от остального пространства балконы и ложи. Оркестровая яма тут, впрочем, могла разместить не более тридцати музыкантов, поэтому зал чаще всего использовался для прослушивания музыкальных программ, не требующих большого числа исполнителей. Этот вечер являлся совсем уж камерным: в афишке значились выступления всего двух певцов и под фортепианный аккомпанемент. Однако, несмотря на столь малозначительную программу, зал был заполнен. Во-первых, потому что и баритон, и меццо-сопрано имели массу поклонников, а во-вторых, благотворительное учреждение, на нужды которого шел сбор с концерта, обладало общественным весом.

Первую ложу по левую руку от той, что все еще числили королевской, занимала баронесса Алексис делла Пиаджиа — самодовольная и очень уверенная в себе особа сорока четырех лет, чьи худощавость и несколько простоватая новосветская внешность странным образом уживались с итальянской экстравагантностью ее шелкового вечернего платья. Сам барон убыл на месяц в Британию, так что компанию этой даме составлял Франческо Ракоци. Он сидел рядом с ней в вечернем костюме и с венгерским орденом Святого Стефана на церемониальном шарфе.

— Я должна вам об этом сказать, — прошептала ему Алексис после первого перерыва. Она говорила по-английски, стараясь не повышать голос. — Они шпионят за вами и изучают ваши дела.

— Они? — пробормотал Ракоци, присоединяясь к аплодисментам.

— Ну, правительство США. У вас же есть какие-то дела с американцами, разве не так? — Баронесса взглянула на сцену, где опять властвовала королева меццо-сопрано. Голос ее был сладко-густой, как кремовый соус. — Франческо, вы слушаете меня?

— Да дорогая. Правительство США. Конечно, у меня есть там дела. Разные предприятия с надежным доходом. Но я исправно плачу все налоги, а мои адвокаты исправно за этим следят. Какие могут у меня быть проблемы с американцами?

Алексис вздохнула.

— Сейчас, подождите минутку, — шепнула она, словно бы вслушиваясь в сладкоголосое пение, а на деле досадуя на своего брата. Именно он однажды завел о Ракоци разговор, именно из-за него она попала сейчас в такое дурацкое положение. Томная дама откинулась в кресле и, когда музыка смолкла, вновь подалась вперед. — Вы знаете, какая сейчас ситуация в Штатах? Шпиономания, следственные комиссии, проверки на благонадежность и все остальное. Заварил эту кашу один сенатор… то ли из Мичигана, то ли из Висконсина — в общем, из штата, где ополчились на коммунистов, а олухи из конгресса подхватили призыв. Они гонят с работы людей только за то, что те симпатизировали борцам за свободу Испании. Вы можете себе это представить?! — Баронесса повысила голос и сама же опешила, услышав, что ее восклицание перекрыло гул затихающих аплодисментов. С неудовольствием она снова выпрямилась в своем кресле и уставилась на певицу, опять собиравшуюся запеть.

— Я знаю об этих проблемах, — произнес, почти не разжимая губ, Ракоци. — Но какое же отношение они имеют ко мне?

— Не хочу показаться бестактной, но, как я понимаю, речь идет об огромных деньгах. Ваших деньгах, Франческо. — Платье Алексис имело глубокий вырез, и поэтому, наклоняясь к соседу, она для приличия подносила руку к груди, похоже, не очень-то понимая, что этот жест лишь приковывает внимание к тому, что предполагалось прикрыть.