Челси Ярбро - Хроники Сен-Жермена

— Скорее наоборот, — уронил загадочно Ракоци. — Но это не важно.

— Они мастера разводить бури в стакане воды. — Алексис притихла, прислушиваясь к первым звукам фортепиано, потом зашептала вновь: — Вам следует как-то обезопасить себя. Я обещала Честеру вас познакомить, но не думаю, что он захочет говорить об этих вещах.

— И я не думаю, — согласно кивнул Ракоци.

Музыка отзвучала, объявили антракт. Певцы поклонились. Поклонился и пианист. Работники сцены дали верхнее освещение. Публика завздыхала, зашуршала, задвигалась, как просыпающийся дракон.

— Интересно, куда направится грек?

— Не знаю. Скорее всего, туда, где можно пропустить рюмку-другую. — Ракоци придержал даме стул, затем откинул перед ней тяжелый бархатный полог, отделявший ложу от коридора, сбегающего к фойе.

— Тут прорва народу, — вздохнула Алексис, опираясь на руку спутника. Трехдюймовые каблуки делали ее уж совсем долговязой.

— Не волнуйтесь, он от нас не уйдет, — улыбнулся Ракоци и повел баронессу к бару. — Итало знает о ваших маленьких приключениях?

— И да и нет. Он понимает, что я небезгрешна, но предпочитает не вдаваться в детали. — Она ощутила пульс под колье, словно нить бриллиантов вдруг стянула ей шею.

— И вас это не беспокоит? — Ракоци кликнул официанта. — Если нет, ваше положение можно назвать очень выгодным.

— Надеюсь, что так, — сказала Алексис. Пока откупоривали шампанское, она еще раз задумалась над вопросом. — На сегодняшний день меня все устраивает. А лет через пятнадцать я, возможно, буду думать совсем по-другому. Итало такая жена, как я, более чем подходит. Я ведь из Нью-Гэмпшира, а не из Рима, Неаполя или Венеции, и мне в глазах его соотечественников простительно многое из того, что не сошло бы с рук итальянке. Все, так или иначе, расставлено по местам. — Она приняла протянутый ей бокал. — А вы разве не хотите?

Уплатив непомерно высокую цену за игристый напиток, Ракоци укоризненно покачал головой.

— Алексис, вы же знаете, я не терплю спиртного.

— Ах да, — рассеянно покивала она. — Что ж, тогда я выпью одна.

— Удачи, моя дорогая. — Взгляд его темных глаз посветлел. — Удачи, которая уже рядом, — сказал он, кивая в сторону грека, рука об руку с невысокой гибкой француженкой пробивавшегося через толпу. — Синьор Афанасиос! — Оклик был вроде негромок, но перекрыл многоголосье фойе.

Грек завертел головой, потом по подсказке спутницы глянул в сторону Ракоци.

— Ах, это вы! Мой венгерский друг. Я вас не сразу увидел. — Он шел через фойе — высокий, самодовольный, обнажая в улыбке великолепные белые зубы.

— Добрый вечер, — сказал Ракоци, пожимая ему руку. — Вы не знакомы с баронессой делла Пиаджиа, синьор Афанасиос?

— С баронессой? — переспросил грек, целуя пальцы новой знакомой. — Простите, но вы ведь, похоже, американка?

— Да, вы правы, — ответила, чуть краснея, Алексис. Повышенное внимание ей было приятно. — Я баронесса по мужу.

— И это не кто иной, как Итало делла Пиаджиа? — предположил Афанасиос. — Наслышан о нем, человек он незаурядный. — Улыбка грека на миг сделалась хищной. — Да, позвольте познакомить вас с моей спутницей. Профессор де Монталье, — сказал он непринужденно. — Она с недавнего времени занимается греческой стариной, что весьма помогает делу сбережения наших национальных сокровищ.

— Профессор? — удивилась Алексис, ибо женщине, ей представленной, на вид никак нельзя было дать более двадцати лет.

— Археологии, баронесса, — ответила Мадлен де Монталье, подавая ей руку. — Я без ума от своей работы, но так приятно иногда провести вечер, слушая музыку, а не жужжание насекомых!

— Могу себе представить, — сказала Алексис, вдруг припомнив свое пребывание в летнем лагере для подростков, когда невыносимая жара, комары и кое-какие секретные обстоятельства превратили весь ее отдых в сплошное мучение.

— Чтобы жить как профессор де Монталье, нужно принадлежать к особому типу женщин, — заявил важно грек, посылая Алексис красноречивый взгляд, явственно говоривший, что уж кто-кто, а он предпочитает иной тип представительниц слабого пола.

— И как же вы познакомились? — спросила Алексис, беспечно поигрывая глазами.

— Я владею кое-какими предприятиями, связанными с горным делом, а горнодобытчики частенько извлекают на свет что-нибудь древнее. Недавно наш король издал указ, обязывающий каждого грека докладывать о таких находках властям. — Янис Афанасиос сделал жест, выражавший готовность неукоснительно подчиняться любому велению своего короля. — Я вижу, ваш бокал пуст, баронесса. Позвольте мне наполнить его.

— Благодарю, — кивнула Алексис, томно вздыхая и не отрывая глаз от лица патриотически настроенного красавца.

Ракоци между тем взял Мадлен за руку и потянул за собой.

— Ты опять с ним? — В его голосе звучало легкое удивление. — Я полагал, что он не компания для тебя.

— Там, где он хочет рыть шахту, находятся развалины поселения, принадлежащего к одиннадцатому веку до новой эры, — сказала Мадлен. Я пытаюсь обернуть дело так, чтобы он получил свою шахту, а я — поселок. К всеобщему удовольствию и без обид. — Ее фиолетовые глаза вспыхнули. — Надо же, как он послушен короне! Первый раз вижу его таким.

— Тогда к чему вся эта галантность?

Толпа вокруг бара сгустилась, отжав их к стене.

— Так легче с ним сговориться. Он все пытается обворожить меня привычными для себя способами. Женщину ведь, по его понятиям, нужно угостить как следует, напоить…

— Нелегкая у него задача, — перебил Ракоци с мягкой улыбкой.

— И он это, похоже, уже понимает. Заманить меня в собственную постель ему не удастся, а мять мои простыни… Бр-р-р! — Она огладила свое платье. Плиссированное, золотисто-сиреневое, от Жака Фато. — Эти вечерние туалеты — как панцирь! Счастье еще, что корсеты из китового уса вышли из моды. В юности я страшно мучилась из-за них.

Темные глаза Ракоци наполнились нежностью.

— Я скучал по тебе, сердце мое.

— Да. Я тоже скучала. — Мадлен закусила губу. — Но… работа, романы… все это отвлекает, не правда ли? — Пытаясь прийти в себя, она помолчала. — Почему бы нам опять не попробовать, а?

— Потому что это, увы, невозможно. — Из осторожности он перешел на французский. — В нас ведь нет собственной…

— Жизни? — Она вздохнула. — А она нужна нам — такая жизнь? Ладно. Расскажи о себе. А то я так и буду задавать бессмысленные вопросы.

Ракоци облегченно кивнул.

— Мне шепнули, что американские секретные службы интересуются мной, поскольку мои служащие якобы симпатизируют или могут симпатизировать коммунистам. По крайней мере, таков официальный мотив. А баронессе, по-видимому, отведена роль главного соглядатая. Я подумываю, не рассказать ли ей о некоем Франко Ракоци, бежавшем в тысяча девятьсот семнадцатом году из России, из чего будет понятно, что семейство Ракоци со Сталиным не в ладах. Представителям древнего австро-венгерского рода не пристало якшаться с какими-то там спартаковцами — вот что ей надо вдолбить. Она передаст это своему брату, а тот — своим боссам за океаном. И делу конец. — Он покачал головой. — О, Мадлен, как все сделалось сложно. Я снял с себя копию — восковую фигуру, чтобы иметь фотографии для паспортов, виз и всяческих других документов, которые им так по нраву. А как со всем этим справляешься ты?