Челси Ярбро - Тёмные самоцветы

— О! — воскликнул тот изумленно. — Это, конечно, весьма достойное устремление, но также и… дополнительный риск.

Борис вздохнул.

— То, что мы наблюдаем теперь, отнюдь не борьба против колдунов или иноверцев. Воюют бояре — друг против друга. Граф был попросту втянут в борьбу. Он пострадал… и в немалой степени из-за меня. А посему я вправе считать, что мне нанесли оскорбление.

Англичанин кивнул.

— Да, понимаю, это вопрос чести.

Ракоци попытался возразить им обоим, однако ему удалось выдавить из себя одно лишь беспомощное мычание. Тогда он попробовал протестующе воздеть руку, но, ошарашенный волной боли, вновь погрузился в небытие.

Роджер удалил с тела хозяина последние лоскуты доломана и призадумался, оглядывая рейтузы. Сильно располосованные, однако не сплошь, они являли собой некоторую проблему. Стягивать с переломанных ног их никоим образом было нельзя. Он завертел головой в поисках ножниц и удовлетворенно кивнул, когда те обнаружились на одной из ближайших полок.

Годунов между тем вновь нахмурился и озабоченно потер лоб.

— Скоро ударят колокола, я должен вернуться в Кремль. — Он хлопнул Лавелла по рукаву. — И вы не торчите тут долго. К вам могут явиться с расспросами, надо создать впечатление, что вы эту ночь провели у себя. Так будет спокойнее и для него, — он кивком указал на Ракоци, — и для вас, между прочим.

— Да, — сказал Лавелл. — Я понимаю.

— В таком случае разрешите откланяться. И вот еще что. Не пытайтесь связаться со мной, даже если это покажется вам необходимым. В случае чего я сам пришлю к вам посыльного. Ему будет велено предъявить вам иконку Маманта Каппадокийского. [12] Мамант (Мамнес) Кесарийский (Каппадокийский) (ум. в 275 г.) — христианский мученик, сын мученицы Руфины, пострадал во времена императора Аврелиана. Поминается Православной церковью 2 (15) сентября, Католической — 17 августа. Если таковой у него не окажется, гоните его в шею. — Борис энергично расправил свой пояс, местами испятнанный кровью. — Вы хорошо меня поняли?

— Да, — кивнул Лавелл. — Весьма.

— Тогда прощайте, и да смилуется над нами Господь! — Борис в последний раз оглядел распростертое тело и вышел из кладовой. Слышно было, как он шагает по складу, затем гулко хлопнула тяжелая внешняя дверь.

Роджер покосился на англичанина.

— Превосходный совет, доктор Лавелл, — сказал он на латыни. — Ступайте-ка восвояси и вы.

Лавелл горячо закивал.

— Конечно-конечно. Но до рассвета еще больше часа. И я… и мне… — Он смешался, не зная, как потактичнее выразить свою мысль.

— Вам хотелось бы быть с ним рядом в момент его смерти? — спросил сочувственно Роджер. Потом заявил с безмятежным спокойствием: — Он не умрет.

— Хотел бы я быть в том столь же уверенным, — пробормотал англичанин. — Его спина — это полная катастрофа. Как можно выжить с такими ранениями?

— Он выживет, — сказал Роджер. — С ним случались и худшие вещи. Но это не значит, что испытать нечто подобное следовало бы и вам. Ступайте, доктор. Я о нем позабочусь.

Лавелл поежился и посмотрел на окно.

— Ночь сейчас темная. Это нам на руку, а?

— На руку, — согласился покладисто Роджер.

— Завтра я буду здесь, чтобы проследить за погрузкой своего багажа. Тогда мы посмотрим, как ваш хозяин… как у него… — Он снова смешался и с неуклюжим полупоклоном выскользнул в дверь.

Роджер облегченно вздохнул. Теперь он мог без помех заняться чисткой хозяйских ран — самой болезненной и неприятной частью работы. Он и тут действовал умело и быстро, не реагируя на глухие стенания пациента; правда аскетическое лицо его всякий раз каменело, когда те возвышались до крика. Через какое-то время Ракоци вновь погрузился в беспамятство, перешедшее в глубокий целительный сон, как только слуга обернул его тело прохладной льняной тканью.

Тут ударили первые утренние колокола, пробуждая столицу России. Вскоре на складе должны были появиться конторщики и купцы. До их прихода следовало спрятать раненого, положившись в дальнейшем на оздоровляющее влияние родной для него карпатской земли. Осторожно взвалив на плечо недвижный продолговатый сверток, Роджер покинул кладовую и решительно зашагал в ту часть громадного помещения, где стояли приготовленные к отъезду повозки.

Вдруг в темном углу, мимо которого он проходил, послышался какой-то неясный шумок, и Роджер остановился. Покрепче обхватив левой рукой хозяйские ноги, он выдернул из-за пояса короткий клинок и угрожающе произнес:

— Ну, покажись, кто бы ты ни был.

Ответом была абсолютная тишина. Затем в том же углу кто-то сдавленно кашлянул.

— Я сказал, выходи! — Роджер взмахнул клинком. — Я все равно доберусь до тебя.

— Не надо, — произнес женский голос. Из темноты выступила закутанная в накидку фигура. — Незачем до меня добираться, Роджер.

Роджер готов был ко многому, но меньше всего ожидал увидеть жену своего господина. Он какое-то время стоял как вкопанный, потом спрятал клинок.

— Как вы здесь очутились?

— Я шла за тобой. Сказала челяди, что иду в Новодевичий монастырь. Никто не остановил меня. Они не посмели.

— Это весьма неразумно, — сказал хмуро Роджер.

— Не более, чем похоронить себя в деревенской глуши. Я нахожусь там, где мне и положено быть. Рядом со своим мужем. — Ксения указала на сверток. — Это ведь он? — Она перекрестилась.

— Да, — подтвердил Роджер и добавил: — Он жив.

Она подошла ближе.

— Он выживет?

Роджер взглянул ей в глаза.

— Выживет, да. Он жестоко изранен, но все обойдется. Не тревожьтесь о нем, подумайте о себе. Муж ваш уже вне опасности, а вам она все еще угрожает. Чтобы ее избежать, вам необходимо уехать, пусть даже в сельскую глушь. — Он помолчал и прибавил для верности: — Не сомневайтесь, то же самое сказал бы вам и мой господин.

— Уехать? — переспросила она. — Да, разумеется. — Глаза ее просветлели. — Однако не под Владимир — искать милости у безусловно добрых, но чужих мне людей. Я еду с вами. — Ксения с вызовом посмотрела на Роджера. — Я не брошу его.

— Что? — Роджер так изумился, что едва не сронил с плеча свою ношу.

— Осторожнее, Роджер, — сказала Ксения и повторила: — Я не брошу его. Я слишком хорошо знаю, что значит быть брошенной в роковые минуты. Я не оставлю его. И не проси.

Роджер открыл было рот, чтобы дать глупой женщине достойную отповедь, но что-то в ее позе и в выражении глаз остановило его.

— Ладно, — сказал он с большой неохотой. — Раз уж вы здесь, пусть все идет, как идет.

Письмо Петра Григорьевича Смольникова к государю, втайне продиктованное им отцу Илье в часовне Святых Гиппарха и Филофея. [13] Гиппарх Мравинский (Вифинский) — пресвитер, чудотворец. Поминается Православной церковью 15 (28) сентября. Филофей Самосатский (ум. в 297 г.) пострадал в городе Самосаты (Сирия) во времена императора Диоклетиана. Поминается Православной церковью 29 января (11 февраля).