Вольфганг Хольбайн - Книга мёртвых

И это странное создание ответило ей. В черной склизкой массе показался ужасный клюв, как у попугая, и внезапно чудовище начало издавать такие же звуки, как и девушка.

Розенберг понял, что незнакомка разговаривала с чудовищем! Эти звуки были словами, пусть и словами языка, о котором Розенберг не имел ни малейшего представления, и огромное черное создание, напоминавшее скорее раковую опухоль, чем живое существо, отвечало девушке на таком же наречии. По всему выходило, что оно вовсе не было животным, лишенным разума…

Некоторое время так и продолжалось — девушка издавала ужасные звуки, а черный блестящий гигант отвечал ей. Его щупальца подергивались, а тело то раздувалось до абсурдной величины, то вновь уменьшалось, словно воздушный шарик, в который воткнули иголку. Все это длилось в течение нескольких минут, но Розенбергу показалось, что прошла целая вечность. Затем это черное омерзительное создание медленно и неуклюже поползло обратно в море. Клочья тумана сомкнулись за ним, будто серый занавес, задернутый чьей-то невидимой рукой, а девушка продолжала стоять перед воротами, хотя чудовище уже скрылось. Затем она сделала шаг вперед и замерла на месте. Повернув голову, она посмотрела в сторону Розенберга и подняла правую руку.

— Иди сюда.

Розенберг почувствовал, как парализовавший его страх сменился каким-то другим чувством, более интенсивным и не поддающимся описанию. Ему захотелось крикнуть, развернуться и, выкинув свою лампу, побежать на берег, чтобы броситься в воду и уплыть прочь… И это несмотря на то, что где-то в тумане притаилось черное чудовище и что вплавь до другого берега ему все равно не добраться. Но даже верная смерть казалась ему лучшей альтернативой этому ужасному голосу.

Но Розенберг ничего не мог поделать.

Опустив лампу, он неуверенной походкой вышел из тумана и направился к девушке. Внезапно он понял, что она все это время знала о его присутствии. А значит, у него с самого начала не было ни единого шанса спастись. Он догадывался, что сейчас случится что-то ужасное, что-то намного хуже смерти. И все же он не мог оставаться на месте. Неторопливым, спокойным шагом он подошел к девушке.

— Пойдем, — сказала она и улыбнулась.

Повернувшись, незнакомка вошла в зеленый луч света, исходивший из полости статуи. Розенберг последовал за ней.

Это казалось довольно странным — город даже в столь поздний час был залит огнями, а луна, хотя и не была полной, все равно светила с безоблачного неба, и в то же время побережье окутывала непроглядная тьма, которую нельзя было объяснить ни предрассветными сумерками, ни туманом, стелющимся над водой. Кроме того, было холодно и до отвращения неприятно.

Впрочем, вполне возможно, что такими ощущениями мой организм пытался напомнить о том, что уже почти пять часов утра, а предыдущий день был довольно сложным, так что эта столь неестественная темнота могла быть порождением моего подсознания, проекцией страха, сформировавшегося в глубине души.

А может, на улице действительно было холодно и темно, а я за последние месяцы привык во всем видеть лишь негатив и поэтому воспринимал подобную погоду как проявление какой-то мрачной тайны. Наверное, такое объяснение было бы более правдоподобным.

Отогнав от себя эту мысль, я пошел быстрее, чтобы догнать Мэла, — тот шагал впереди, и я боялся упустить его из виду Хотя он наверняка слышал мои шаги по песчаному пляжу, но сделал вид, что ничего не заметил. Даже когда я поравнялся с ним, он продолжал упрямо смотреть вперед.

— Готов заплатить пенни, чтобы узнать твои мысли, Мэл, — улыбнувшись, произнес я.

На сей раз он соизволил взглянуть на меня, но продолжал оставаться совершенно невозмутимым. С тех пор как мы вышли из переулка, в котором умер Ник, он не произнес ни слова. Мэл не разговаривал ни со мной, ни с Говардом, ни с Рольфом, которые сейчас шли в трех шагах от нас. Я даже не мог упрекнуть его за это, ведь после того, как я сообщил ему кое-какие детали происшедшего, у такого человека, как он, было лишь два варианта объяснения — либо мы его дурачили, либо вся привычная для него картина мира рухнула. Такая альтернатива не могла его радовать. Впрочем, был и третий вариант — он мог подумать, что мы с Говардом и Рольфом просто сошли с ума.

— Какая разница, что я думаю? — наконец проворчал он, хотя я уже и не рассчитывал на его ответ. — Я делаю то, о чем ты попросил. Мы скоро придем.

Я невольно поднял голову, но не сумел разглядеть ничего, кроме белого песчаного пляжа, окутанного туманом, так что видно было лишь на пару десятков шагов вперед.

— Важно, чтобы ты верил мне, Мэл, — сказал я.

— Даже если и верю, — мрачно произнес Мэл. — Кто тебе сказал, что я хочу во все это ввязываться, Боб? Почему ты думаешь, что мне не терпится узнать, существует ли то, о чем ты мне рассказал — волшебство, черная магия и… живые статуи.

Его слова сбили меня с толку, но ненадолго. Я знал Мэла как человека, способного к восприятию необычной информации, но, возможно, он изменился. В конце концов, я по себе знал, каким проклятием может стать хорошая фантазия.

— А ты и не должен этого знать, — серьезно ответил я. — После того как ты отвезешь нас на остров, отправляйся домой. Клянусь, ты больше меня никогда не увидишь.

— Очень мило! — фыркнул Мэл. — Но я не хочу…

— А я не хочу, — перебил его я, повышая голос, — чтобы ты оказался в опасности, Мэл.

— Спасибо, — огрызнулся он, — но я как-нибудь сам о себе позабочусь.

— Ты не понял меня. Дело не в тебе. Я просто не хочу, чтобы пострадали невинные люди. Я не вынесу этого.

Мэл задумался, и раздражение в его взгляде сменилось сочувствием.

— Неужели все настолько плохо? — спросил он.

Я кивнул.

— Хуже. Все еще хуже, чем ты можешь себе представить, Мэл. Иногда мне кажется, что это проклятие. А может, цена за мою силу. — Я рассмеялся, но мне не удалось скрыть горечь в моем голосе. — Я приношу людям несчастье, Мэл. Каждый, с кем я сталкиваюсь, рано или поздно погибает.

— Ты наверняка преувеличиваешь, — возразил Мэл.

— Возможно, — согласился я. — Но подумай о Нике.

— Ник? — Мэл прищурился. — Да, он не заслужил такой смерти, впрочем, как и любой другой человек. Однако Ник был мелким пакостным ублюдком, и рано или поздно это должно было случиться.

— И все же, если бы я не приехал в Нью-Йорк, Ник был бы жив, — заявил я. — Я…

— Ты чемпион по нытью, — перебил меня Говард, который незаметно подошел к нам. Взгляд у него был укоризненный. — Не верьте ему, мистер Мелвилл. Наш дорогой Роберт иногда просто слишком много думает.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так! — вскинулся я.

Говард сочувственно улыбнулся. И это лишь подогрело мой гнев.