Максим Перфильев - Жажда Смерти

Осознание этого сводило с ума.

Викториус Малочевский уже долгое время находился в состоянии глубокой депрессии. Он был истощен, разочарован, подавлен, и он устал — он был выжат, как лимон, как пустой, измятый тюбик зубной пасты с последними ничтожными выдавленными остатками всего содержимого, он был морально израсходован.

В теоретическом курсе науки, под названием "сопротивление материалов", есть интересная аналогия состояния усталости. У каждого материала существует свой предел прочности — это точка, за которой материал разрушается. Это — кризисное состояние, специфика которого заключается в том, что оно не может продолжаться долго, оно всегда требует изменения. Если вовремя не снять нагрузку — материал разорвется. Другого варианта нет. Ситуация разрешится в любом случае, вопрос только — "как?" Есть еще одна точка — это предел упругости. Материал, перейдя напряжение в этой точке, больше никогда не сможет вернуться в исходное состояние — он изменится, он деформируется и станет другим. Это характеристика хрупких материалов. У пластичных материалов есть еще одна замечательная промежуточная точка — предел текучести. Ее особенность в том, что материал в этой точке без увеличения нагрузки начинает разрушаться сильнее обычного — он течет, хотя какое-то время еще может выдерживать небольшое напряжение. Наверное, пресвитер Малочевский уже давно перешел эту точку. Погром во дворе церкви стал последней каплей. В другой раз, возможно, он смог бы справиться с этой проблемой. Но сейчас, как материал, он просто разорвался, не выдержав нагрузки.

Включив воду на полную мощность и направив струю именно так, чтобы она производила как можно больше шума, Викториус начал истерически орать. Его крик, местами переходящий в визг, продолжался некоторое время, пока у него не закончился воздух в легких. Затем, обуреваемый злобой, он стал биться головой о ванну. Удар. Еще удар. И еще один. И еще… На этот раз слишком сильный… Вокруг все побелело и стало расплываться, дезориентация в пространстве. Он остановился. В голове отдавало какой-то тупой и в то же время острой болью. Он на мгновение опустил лицо в воду. Алый оттенок. Он прикоснулся пальцами ко лбу. У него шла кровь. Он почувствовал какую-то странную беспомощность. Он хотел зарыдать. Отчаяние. Оно захлестнуло его мощной волной.

— Не-е-е-е-ет!!! — он встал и с силой ударил кулаком в стену, разбив одну плитку.

Сегодня в этой ситуации он ни за что не позволит себе заплакать. Что угодно, но только не это. Злость — вот то чувство, с помощью которого он преодолеет жалость к самому себе.

— Не дождетесь. — прошипел он. Глаза, из которых должны были струиться слезы, теперь горели огнем ярости. Он стоял и смотрел на большой крест с распятием, который висел на стене прямо перед ним.

Ненависть. Ненависть ко всему. Ненависть к жизни, к религии, к церковной системе, к людям, к моральным ценностям — ко всему этому миру. Ненависть к Богу. Он еще никогда не испытывал это чувство настолько сильно.

Он выключил воду и вылетел из ванны. Он достал из шкафа полотенце, вытерся и очень быстро оделся. Переполняемый агрессией, он ринулся вон из квартиры, но на мгновение задержался в дверях. Он сорвал с груди серебряный крестик на цепочке и с силой кинул его от себя в сторону. Тот пролетел через всю комнату и, ударившись плашмя о стену, закрутившись вокруг себя три раза, упал на деревянный пол. Пресвитер с глазами, полными злобы, провел тыльной стороной ладони по своей опаленной бороде и, захлопнув за собой дверь, вышел из квартиры. Он знал, что ему нужно делать дальше. И первое, что он собирался — сходить в парикмахерскую.

30.

Сидя на огромном холодном камне, наблюдая со стороны за капитаном Кросом Валиндуком, автомехаником Лиусом Кварионом и сотрудником спецназа Бариусом Клавором, Викториус начинал осознавать, почему именно сейчас он оказался в их компании в этом странном, ужасающем своей агрессией, лесу. Он научился понимать людей. Как бы странно это не звучало, но его срыв, его истерика, его эмоциональный выплеск, закончившийся, по сути, отречением от собственной религии, являл собой жизненный опыт и открывал новые границы знаний — тех, которые он никогда не смог бы получить, не испытав подобного состояния. Раньше он лишь слышал об этом от своих знакомых, из рассказов друзей, или читал в книжках, и для него это всегда оставалось чем-то запредельным, каким-то трансцендентным явлением, но теперь — эти знания были частью его самого, они основывались на его собственной жизни. Малочевскому всегда была известна одна истина: чтобы помочь человеку, нужно сначала попытаться его понять. Теперь он действительно намного лучше понимал людей, чем раньше, и его опыт был незаменим в его профессии. Не смотря на то, что все шесть членов экспедиции были из совершенно разных миров — из разных социальных слоев, с разным воспитанием, владеющие разными специальностями, обладающие разными способностями — и сильнее всех из них отличался именно он — Викториус Малочевский, потому что он был священником — не смотря на все это, он понимал этих людей, ведь, по большому счету, как это ни странно, но оказывалось, что все они сталкивались с одними и теми же проблемами, и находились в этом лесу по одним и тем же причинам: они ненавидели этот мир, и не имели ничего, что держало бы их в нем, они не получали восполнения тех, потребностей, жажда которых разрывала их сердца, и постоянно испытывали боль. Пресвитер понимал геолога Франкла Кароса, который всю жизнь искал, но так и не смог найти свое место в этом мире, он так и не смог найти людей подобных ему — тех, кто разговаривал бы с ним на одном языке, тех, кто по-настоящему понимал бы его — он так и остался навсегда одиноким. Он понимал Лаена Акрониуса, которого общество отказывалось принимать из-за того, что он отличался от других представителей этого общества, но, по сути, он являлся гениальным ученым, с невероятными мыслительными способностями и мог бы стать великим. Но, чем выше поднимается человек, тем меньше он становится похожим на окружающих его людей, и тем сильнее он от них отдаляется. Викториус также знал, какого это: когда единственная личность, которая тебя понимает, которая понимает твои причуды, твои странности, особенности твоего мышления, весь твой внутренний мир, личность, которая по-настоящему знает тебя, и, не смотря на это готова тебя терпеть, личность, рядом с которой ты чувствуешь себя свободно и можешь расслабиться, и которая действительно является твоим близким другом — она навсегда уходит из твоей жизни, и таких, как эта личность, ты, скорее всего, больше никогда не встретишь. Он понимал капитана Кроса Валиндука, который продолжает бродить по земле и дышать кислородом с осознанием того, что вся его жизнь — это сплошная ошибка, и все его дела не имеют никакого значения, а, скорее всего, еще и являются злом. Викториус действительно понимал этих людей. Конечно, всегда есть какие-то поправки на обстоятельства, на место, на время, на индивидуальность характера и особенности восприятия. Наверное, никогда невозможно будет полностью — абсолютно — понять другого человека, потому что не бывает абсолютно одинаковых ситуаций. Но сейчас он — пресвитер Малочевский — был к людям и к их внутреннему миру ближе, чем когда бы то ни было. И он действительно мог помочь им, или хотя бы просто сесть рядом и подарить свою любовь и понимание — тем, кто в этом нуждается, тем, кто до сих пор остается одиноким во всех своих проблемах. Он не до конца понимал Бариуса Клавора и Лиуса Квариона, потому что не до конца изучил их внутренний мир — они до сих пор оставались для него по-настоящему загадкой. Но он очень хорошо понимал их гордость и их протест — против этого мира, против правил, против Бога. Очень обидно, когда твоя боль остается никем незамеченной. Протест — лучший способ обратить на себя внимание. Война — лучший способ войти в историю. Возможно, поэтому сатана — одна из самых известных личностей на земле. Но эти два человека не были подобны сатане. Они объявляли протест системе, которая причиняла им боль и мешала жить, но они не собирались, в свете этого, причинять неоправданную боль и мешать жить кому-то другому. Именно этим они принципиально отличались от сатаны. Они не совершали намеренного зла по отношению к другим, ни в чем не повинным, личностям. Они просто хотели остаться свободными, и, презирая собственную жизнь, продолжали уважать жизнь чужую. Конечно, Бариус Клавор все-таки во многом был не прав, и ему придется когда-нибудь ответить за свои вспышки агрессии. Но, наверное, он просто запутался и не совсем понимал себя в этом мире, плохо контролируя свои определенные эмоции.