Кай Мейер - Дочь алхимика

Они до вечера оставались в номере отеля. Когда Джиллиан проснулся, было около восьми, и он не знал, продолжить ли путешествие или подождать до следующего утра. Чтобы не нарушать режим детей, он решил, что следует отложить поездку до завтрашнего утра.

Почти всю ночь он провел без сна, беспокойно ворочаясь с боку на бок и прокручивая в уме рассказы детей. Когда над крышами Цюриха забрезжило утро, и в окна стали заглядывать первые лучи солнца, ему удалось более или менее четко воссоздать в своем уме картину тех событий. Кое-что он уже знал от своих друзей, многое почерпнул из старых рукописей, принадлежащих им, но очень многое оказалось для него новым. Он больше не сомневался в том, что решение привезти Гиана и Тесс к руинам монастыря было правильным.

Когда он смотрел на спящих детей, его охватывали болезненные воспоминания об Ауре. Он не знал, где она и что с ней. Им было получено известие только о том, что она отправилась в Сванетию, но что произошло дальше с ней и Кристофером, было неизвестно. Ему оставалось только надеяться, что с ними ничего не случилось.

После того как он разбудил Гиана и Тесс и быстро позавтракал с ними, они отправились на вокзал. Он заранее узнал расписание движения в нужном направлении и заблаговременно купил билеты на экспресс.

Поезд уже готовился к отправлению. Они нашли свободное купе, и через несколько минут состав тронулся. Город остался позади, а паровоз, испуская клубы дыма, направился на восток вдоль Цюрихского озера.

Через плодородные, покрытые кое-где рощицами деревьев, долины между обрывистыми горными вершинами они ехали в Австрию. Около полудня они прибыли в Инсбрук и пересели на поезд, который через Больцано и Тренто следовал в Верону. Там им снова предстояло сделать выбор: провести несколько часов в отеле и дождаться утра или сесть на ночной поезд, который повезет их дальше на восток. Поскольку дети выспались во время поездки, принять решение оказалось легко. После полуночи они устало опустились на сидения в полупустом вагоне, пребывая в уверенности, что на преодоление оставшихся ста километров им потребуется около четырех часов. На самом же деле поезд останавливался даже в самых крошечных городишках, пока, наконец, за Падуей вышедший из берегов поток не задержал его еще на два часа. Дети, казалось, не замечали задержек, но Джиллиан проклинал все и вся. Ночью он, сдерживая раздражение, наблюдал за работами по очистке дороги. После того как рельсы очистили от ила, поезд, наконец, продолжил свой путь. Гиан проснулся и выглянул из окна. На горизонте просыпалось небо — начинался рассвет. Поезд, пыхтя и отдуваясь, пересекал изрезанную каналами болотистую местность.

— Мы скоро приедем? — спросил мальчик.

Погруженный в себя, Джиллиан кивнул. За прошедшие годы он успел полюбить эту местность, признать в ней свой новый дом, но сейчас он возвращался сюда с тяжелым сердцем. Он бы многое отдал, чтобы оказаться сейчас рядом с Аурой. Там, куда она направлялась, ей отчаянно нужна была помощь, и его, быть может, даже больше, чем остальных.

Поезд остановился. Неподалеку от вокзала, всего в нескольких шагах от него, был порт. Утреннее небо было пасмурным, чайки с криками летали в дымке, окутавшей лагуну. Небольшая группа людей уже стояла на берегу, ожидая судна. Пахло гнилой морской водой, сырым деревом, рыбой и фруктами того торговца, который ехал с ними.

На борту они прижались друг к другу. В то время как мысли Джиллиана то и дело уносились вдаль, дети с любопытством наблюдали за всем, что происходило вокруг.

Венеция всплывала из утреннего тумана словно серое каменное чудовище. Все выше и выше поднимались первые башни, и с каждым метром, казалось, к ним, прибавлялись еще шпили, купола церквей мерцали в сумеречном свете, дома приобретали более четкие формы, отделялись друг от друга, становились больше. Лодки пересекали их путь, наконец, появились и строгие черные гондолы. Через поручни люди обменивались криками. После всех этих лет Джиллиан все еще с трудом понимал их. Итальянский больше не представлял для него трудностей, но мягкий, необычайно напевный диалект венецианцев был чуть ли не другим языком.

Лодка скользила по каналам между серых дворцов, которые, как тонущие роскошные пароходы, вещали о смерти и упадке. Старые обсыпавшиеся колонны, слепые окна, а перед ними причудливый контраст — просыпающаяся жизнь города. Иногда лодка приставала к деревянным сходням или выступающим над водой длинным пешеходным дорожкам. Одни пассажиры сходили, другие подсаживались: мужчины и женщины с корзинами в руках направлялись к рынку на площадь Святого Марка. Но даже люди, говорящие нараспев и бодро толпящиеся на некоторых участках берега, не могли скрасить меланхолию этого места.

В неясном свете появилось высокое старое строение. Лодка скользила под белесыми окнами, в некоторых из них горел свет. Отблески танцевали над темной водой, как блуждающие огоньки, которые хотели заманить незнакомцев все глубже и глубже в лабиринт этого удивительного города. Дети теснее прижались к Джиллиану, они тоже почувствовали гнетущую атмосферу. Они проплывали мимо призрачных, крепко привязанных гондол. Внезапно тишину прорезал крик лодочника, и все тут же склонились под тенью низкого мостика. На многих берегах стояли факелы, зажженные жителями дворцов и домов, указывающие в сумерках путь гондольерам и лодочникам.

Большинство пассажиров уже вышли из лодки на предыдущих остановках, и Джиллиан попросил лодочника пристать недалеко от высокого мрачного строения. Дворец стоял в конце одного узкого бокового канала, в который лодочник свернул неохотно — слишком далеко от привычного маршрута находилось это место.

Палаццо Ласкари виднелся за высокой стеной, и попасть туда можно было через открытые ворота. За порталом выступающая дорожка вела ко входу в здание. Справа и слева от неё старые палисадники были почти полностью погружены в воды лагуны, волны с плеском бились о покрытый водорослями камень. Лодочник высадил Джиллиана с детьми у портала и уплыл прочь. Остальные пассажиры молча смотрели им вслед, пока лодка не скрылась за поворотом.

Джиллиан, Гиан и Тесс миновали ворота и оказались на узкой каменной тропинке.

— Дворец выглядит намного хуже, чем есть на самом деле, — уверил Джиллиан обоих детей, но это, казалось, вовсе их не успокоило. Они вцепились в его руки ледяными ладошками, ледяными настолько, что казалось, будто вся кровь отхлынула от них и спряталась в какой-нибудь дальний уголок их тела.

Они торопливо шли по садовой дорожке, приближаясь ко входу. Темно-коричневые двустворчатые двери были покрыты стершимся от времени рельефом. В верхнюю четверть входных дверей были вставлены стекла, украшенные цветной мозаикой. Посередине красовался квадрат-анаграмма, вернее, его зеркальное отображение, расшифровать которое можно было только изнутри.