Лана Синявская - Ночной крик

Или не избавилась.

Тогда придется начинать все сначала.

– Входите, не заперто, – раздалось в ответ на ее стук. – Я в гостиной, проходите, пожалуйста.

Вика осторожно отворила дверь большой комнаты и сразу же увидела Эмму. Неестественно бледная, она лежала на застеленном диване у окна. На придвинутом вплотную журнальном столике было разложено несколько карт, остальную стопку женщина держала в руке. При виде девушки, Эмма слегка улыбнулась и осторожно положила колоду на стол.

– Здравствуйте, Вика, – сказала она немного насмешливо. – Пришли убедиться в том, что я действительно не могу ходить?

– Это вам карты рассказали? – спросила девушка с вызовом.

– Зачем же? Нет, – Эмма улыбнулась. – Звонил Матвей Игнатьевич и сообщил мне о ваших, Вика, подозрениях. Милейший, кстати, человек, все принимает близко к сердцу.

– А вы – не такая?

– Я? – Эмма, казалось, задумалась. – Нет, я не такая, – ответила она, наконец.

Вика скептически улыбнулась, услышав такое признание. Откровенность Эммы не произвела на нее впечатления.

– Что же ты стоишь? Если хочешь – и если у тебя хватит смелости – посмотри на рану сама.

– Думаете, мне понадобится смелость?

– Ну-у, некоторые девушки пугаются при виде крови.

– Я не такая.

Эмма внимательно посмотрела на девушку и откинула край одеяла.

– Прошу, – усмехнулась она. – Только, пожалуйста, осторожнее.

При виде тугой, профессионально сделанной повязки вся Викина решимость куда-то улетучилась. На самом деле она не была ни наглой, ни самоуверенной. К Эмме ее погнал страх за свою жизнь, девушке казалось, что разоблачив врага, она тем самым избавится от опасности.

– Смелее, – подбодрила ее женщина.

Вике пришлось подойти к кровати. Пока она дрожащими руками разматывала бинт, Эмма не произнесла ни слова. Только один раз, когда рука Вики дрогнула и неловко задела ногу, до слуха девушки долетел слабый стон, но когда она испуганно подняла глаза, Эмма улыбалась.

Вика чувствовала себя отвратительно. Рана и в самом деле выглядела ужасно. Даже ничего не смысля в медицине, девушка поняла: если бы пес поднажал еще немного, то раскрошил бы хрупкую кость к чертовой матери. Эмма ходить не могла, а Вика была самой себе противна.

– Простите, – сдавленно проговорила она, старательно пытаясь восстановить повязку.

– Ничего, я понимаю, что ты это от страха. Шутка ли – обнаружить отраву в собственной кухне. Зато теперь ты знаешь, что я не пыталась отравить тебя.

– Как же это он вас так? Я имею в виду Неро.

Эмма впервые нахмурилась.

– Не знаю, что на него нашло, – покачала она головой. – Он всегда меня слушался и вдруг… Зря ты не послушала моего совета, девочка. Не я твой враг, можешь мне поверить.

– И вы, конечно, знаете, кто мой враг?

– Догадываюсь.

– А мне, конечно, не скажете?

– Нет. Я не привыкла обвинять кого бы то ни было, не имея достаточных к тому доказательств.

Это прозвучало как упрек и Вика почувствовала, как заливается краской.

– Простите, мне нужно идти. Повязка не жмет?

– Нет, спасибо. Будь осторожна, девочка. А лучше всего – уезжай отсюда.

– Спасибо за совет.

– Не стоит благодарности. Ты ведь все равно ему не последуешь.

Вика молча повернулась и пошла к двери.

– Захлопни входную дверь, пожалуйста, – попросила ее Эмма.

– Хорошо.

Вике было стыдно так, как еще никогда в жизни. Она продолжала бы бичевать себя и дальше, если бы в прихожей не увидела висящий на вешалке дождевик. Тот самый, бежевый в клеточку. Сама не понимая, что делает, Вика шагнула к нему и быстро провела по ткани рукой.

Ткань была влажной.

На улице с утра моросил дождь и это было бы естественно, если бы Эмма куда-то выходила. Но она не могла этого сделать…

Что-то было не так. Вика это чувствовала. Раскаяние на время покинуло ее. Хлопнув для вида дверью, девушка на цыпочках прошла мимо гостиной в другую часть дома. Конечно, это было подло – воспользоваться беспомощностью больной женщины, но тайна должна была быть разгадана. Вика не могла поручиться, что ее не попытаются убить снова. Она должна вычислить убийцу, пока не поздно. Умирать она не собиралась.

Кроме гостиной на первом этаже оказались еще две комнаты и кухня. На кухне не было ничего интересного, если не считать второго выхода, которым Вика намеревалась воспользоваться. Одна из двух комнат оказалась спальней и Вика не стала в ней задерживаться, скользнув беглым взглядом по застеленной кровати и туалетному столику перед старинным зеркалом в тяжелой бронзовой раме.

Последнее помещение представляло из себя нечто среднее между кабинетом и библиотекой. Библиотекой в большей степени. Книги занимали три стены от пола до потолка, напротив окна стоял тяжелый стол, но никаких бумаг на нем не было. Вика с удовольствием покопалась бы в ящиках, но все они были заперты, а вскрывать замки она не умела. От нечего делать Вика решила пройтись вдоль застекленных книжных шкафов. Обилие мистической литературы на самых разных языках ее не слишком удивило.

Шок вызвала обыкновенная цветная фотография. Улыбающееся лицо с прищуренными глазами, упавшие на лоб темные волосы. Надо же, он гораздо красивее, когда не строит из себя Аль Капоне. Вика, почти не дыша, перевернула фотографию. Перевернула просто так, на всякий случай.

"Любимой тетушке от Тимура", – гласила надпись, сделанная уверенным почерком.

"Просто замечательно! – усмехнулась Вика. – Тебе нужен был мотив? Получай. Любимый племянник, заботящийся о тетушке. Или об ее имуществе. Черт! Черт, черт, черт! Могла бы догадаться".

Она была так зла, что едва не порвала фотографию в клочья. Чего стоило теперь Эммино алиби. Да, сама она благополучно оставалась дома, но ее племянник вполне мог, натянув капюшон по самые брови и прикрыв фигуру широким плащом, изобразить таинственную незнакомку. А она-то, дура, едва не влюбилась в этого прохвоста! И почему хороших девочек всегда так тянет к негодяям?

На улице Вика немного поостыла. Она решила пройти через сад и воспользоваться дыркой в заборе. Придется сделать большой крюк, но это не страшно. Ей как раз требуется время, чтобы все хорошенько обдумать.

Теперь-то она знала, зачем этой парочке нужен дневник. Все дело в нем, и еще – в этом проклятом доме. Им надоело ждать. И тут подвернулся подходящий случай: старушка Гаевская, не забыв старые обиды, прикончила свою бывшую подругу. Замечательно, особенно, если учесть, что в дневнике содержится мотив, причем записанный рукой несчастной убийцы. Гаевской удалось выйти сухой из воды, убийство сочли несчастным случаем. Удивляться тут нечему. Да, ее допрашивали, как свидетеля – Вика сама это видела. Но в сознании следователя живут обычно два вопроса: насколько точна полученная от свидетеля информация и как будет выглядеть этот свидетель в суде? Гаевская не представляла интереса ни с одной из точек зрения. У следователя не было причины подозревать обман, он увидел перед собой всего лишь эксцентричную, выжившую из ума и отчаянно молодящуюся актрису, нелепую и смешную в своих попытках удержать давно ушедшую молодость, к тому же, враждебно настроенную и требующую, чтобы милиционеры немедленно убрались из ее усадьбы и прекратили мусорить на лужайке. И следователь не стал с ней возиться, чем, по его мнению, сильно облегчил себе жизнь.