Владимир Аджалов - О Главном. IT-роман

Остающиеся до наступления темноты минуты Елиазар решил потратить, чтобы обойти вокруг горы в поисках удобного пристанища до завтрашнего вечера. Хорошо бы хоть дерево найти, чтобы сидеть под ним. Ведь когда наступит шабат, хорошему иудею не следует даже думать о делах.

Огибая место последней казни, Елиазар вдруг увидел, что какой-то человек стоит на вершине холма. Острый глаз пастуха распознал на фоне закатного неба фигуру воина с копьем. Этот плечистый высокий человек явно был одним из легионеров римской когорты, пришедшей на праздник в Иерусалим с прокуратором.

– Что может здесь делать этот чужеземец? – сказал себе Елиазар. – Это странно, очень странно. Он один. Римлянин за пределами своего лагеря, поздно вечером – и один.

Любопытство Елиазара пересилило страх. Он каждый день вел свою маленькую отару мимо этого места и точно знал, что там нет ничего, ну совершенно ничего интересного и ценного. Даже остатки одежды казненных, которые побрезговали взять палачи, кто-то на прошлой неделе унес. Пастух решил тихонько подойти поближе, чтобы разглядеть, что там, на месте недавней казни, делает этот язычник. Но тут из-под его ноги выскочил камень и покатился по склону. Воин резко повернулся в его сторону и на плохом арамейском языке сказал:

– А ну стой, кто там. Назовись.

Не повиноваться римлянину было опасно. Елиазар остановился, громко назвал себя и объяснил, что он мирный пастух, ищет пропавшую овцу.

– Подойди ко мне ближе.

Иудей медленно двинулся вверх. Подойдя к чужеземцу ближе, Елиазар понял, что на холме перед ним стоит не рядовой римский воин. Такую красивую бронзовую кольчугу с круглыми блестящими бляхами носили только начальники. Да и лежащий у его ног шлем с пышным поперечным гребнем из конского волоса был не для простых солдат. Римлянин был сотник, не меньше.

– Пастух, не бойся, подойди ближе. Послушай. Я хочу сделать нужное людям дело. Помоги мне, и Бог тебя вознаградит.

– Ты, римлянин, просишь о помощи меня, пастуха, бесправного раба вашей империи? – спросил чужеземца Елиазар и удивился своей смелости.

– Да.

– И ты сказал Бог, а не боги, – переспросил пастух.

– Ты прав, иудей, я сказал Бог. Поможешь мне?

– Что ты хочешь от меня?

– Ответь мне, есть ли здесь рядом какая-нибудь пещера?

– Дай вспомнить. Так. Ага. Ну, конечно, есть одна неподалеку, прямо под этим холмом. Если ее еще окончательно не завалило. А зачем тебе пещера на ночь глядя? Хочешь там заночевать? Тогда эта пещера не подойдет. Там опасно. Раньше гончары в ней добывали хорошую глину, но столько вынесли, что начались обвалы. Я мальчишкой там лазил. Как однажды двоих гончаров где-то внутри завалило – зашли они и не вышли, – так никто в эту пещеру больше не ходит.

– Я хочу перенести куда-нибудь в укромное место то, что осталось от казни. Закопать или спрятать.

– Зачем тебе это?

– Один из казненных был праведник. Или больше, чем праведник.

– У нас тоже много об этом говорят.

– Помоги мне найти укромное место спрятать то, что было связано с этим человеком.

– Интересно, а как ты отличишь сейчас, что кому принадлежало?

– Это ты правильно спросил. Конечно, какой крест был его, сейчас не определить. Таблички, что были на крестах, отвалились. Но кое-что точно относится к нему.

Сейчас чуть стемнеет, и я вообще ничего почти видеть не буду. Плохо что-то я вижу в последнее время. Однако пока было светло, я все, что мог, как видишь, собрал. Так что теперь мне бы нужно вот это все, что может к Нему относиться, перенести в укромное место и спрятать. А там видно будет.

– Я бы рад тебе помочь. Ты ведешь себя как человек. Но есть запрет, через который я не могу переступить. Через несколько минут солнце зайдет, наступит шабат, и я ничего не смогу делать. Ни для тебя, ни для себя. Хотя, подожди, подожди… Придумал! Недавно нам объявили решение синедриона о пленении. Так вот, если ты меня берешь в плен, то я буду обязан с тобой передвигаться и не совершу большого греха. А если я смогу с тобой передвигаться, то и помочь тебе чем-нибудь, наверное, смогу.

– Я тебя не совсем понимаю. Но про шабат ваш иудейский слышал многое. Объясни, что мне делать. И что тебе можно, а что нельзя.

– Хорошо. Надень свой шлем на копье и воткни копье в землю. За один раз ты три креста не перенесешь. Сегодня луны не будет, новолуние только завтра. Но небо ясное. Когда будешь потом, в темноте, подниматься на холм, то найдешь это место по отражению звезд на своем шлеме.

Римлянин беспрекословно исполнил то, что ему сказал пастух.

– Теперь иди скорее за мной, – сказал Елиазар и стал быстро спускаться с вершины холма на закат. Когда они оказались перед входом в пещеру, солнце посылало последние лучи. – Теперь на этом месте возьми меня в плен.

– Ты мой пленник.

– Я буду здесь сидеть и праздновать шабат. Петь я буду. Так что с вершины сюда ты сможешь тоже дорогу находить. Потихоньку ты перенесешь все, что хочешь, в эту пещеру. Если тебя не завалит, то выйдешь потом, возьмешь меня и поведешь по окраине города к моей деревне. Так поведешь, что я немного впереди тебя окажусь. Ты ведь дорогу не знаешь. Доведешь ты меня до моего дома. Так случайно у тебя получится. А там уж пойдешь к себе в лагерь. Ну, все, солнце заходит. Я больше о делах не то что не говорю, но и не думаю.

Не прошло и двух часов, как Сотник перенес в пещеру все, что успел засветло найти и собрать на холме.

Сначала он отнес ко входу пещеры то, что не вызывало сомнений. Венец, сплетенный из белого терновника безжалостной рукой палача. Отвалившуюся от креста табличку с надписью на официальном латинском, общеупотребительном греческом и туземном арамейском «Иисус Назорей, Царь Иудейский». Отнес он и семь найденных им гвоздей, и пробитую копьем губку, на которой подавали питье распятым в тот день. Потом он перенес к пещере кресты, все три, один за другим.

Дальше было и проще и сложнее. В пещере было темно, ориентироваться было непросто. Поэтому Сотник от входа двигался вглубь так, чтобы стена все время была справа. Когда он не мог далее пронести крест из-за узости хода, он его опускал на землю и отправлялся за следующим, держась за стену теперь уже левой рукой. Назад идти было легче, и не только потому, что он шел без груза. Монотонное пение пастуха было полезным ориентиром и неожиданно приятно радовало слух Сотника.

Выйдя из пещеры после того, как он отнес последний крест, Сотник вдруг заметил, что темнота как бы слегка рассеялась. На этот раз он гораздо легче нашел свое копье со шлемом на вершине холма, забрал их и в последний раз отправился вниз к пещере. Оставив шлем около пастуха, Сотник понес в пещеру копье. Это было то самое копье, которое пронзило сердце Иисуса из Назарета. Сотник отобрал его у легионера по возвращении в казармы еще тогда, две недели назад.