Эндрю Клейвен - По ту сторону смерти

Почему бы Ричарду Шторму не полюбить Софию Эндеринг? Это верно, он старше ее — ему не меньше сорока. С другой стороны, выглядит он моложаво, такой подтянутый, даже симпатичный. Коротко остриженные русые волосы, волевое лицо с грубоватыми — как Дикий Запад, откуда он родом, — чертами. К тому же не женат — вернее, разведен. Великодушный, с отличным чувством юмора, он умел ладить с мужчинами и нравиться женщинам. Харпер и сама признавала, что Шторм, с тех пор, как впервые появился здесь, успел заронить в ее душе некие сентиментальные чувства. Возможно, успел. Некие. Так зачем же он избегает ее, Софию? Да и всех остальных. Этот вопрос не давал Харпер Олбрайт покоя.

«Несмотря на всю свою доброжелательность — думала она, — Ричард — человек таинственный или по крайней мере человек в себе». Удачливый голливудский продюсер, он делал хорошие фильмы, и те, которые она видела, в известной степени затрагивали и ее профессиональные интересы, поскольку в них речь шла о природе загадочных, сверхъестественных сил, о призраках, оборотнях и демонах. И вот примерно месяц назад Шторм внезапно все бросил и приехал в Лондон, где его практически никто не знает. Он явился к ней без чьих-либо рекомендаций и вызвался бесплатно работать стажером в ее журнальчике «Бизарр!» [6] англ. bizarre — странный, причудливый, эксцентричный. . Шторм пояснил, что ему надоели фильмы о паранормальщине и что он хочет найти «нечто настоящее». Больше он ничего не сказал. Не требуя жалованья и не сетуя на судьбу, он стал ее тенью, ищейкой, принимая участие в журналистских расследованиях, в ходе которых ей приходилось проверять слухи о привидениях, ведьмах, вампирах, пришельцах и иже с ними. А поскольку Харпер не могла понять, в чем же заключается его истинный интерес, за чем он охотится и почему, наконец, держится особняком, ею постепенно овладело серьезное беспокойство.

Ее размышления были прерваны появлением Боулта.

— Следует отдать вам должное, читали вы убедительно, — ядовито заметил он Шторму.

С этого-то, полчаса назад, все и началось. С мистики. Общее внимание было приковано к Боулту, разглагольствовавшему о книгах, посвященных привидениям и призракам, которые принято читать на рождественских вечеринках. Шторм заметил, что всегда любил английскую разновидность этого жанра. Так и сказал: «любил» — с присущим янки энтузиазмом. Боулт не то чтобы питал неприязнь к американцам вообще или к Шторму в частности. Однако природное жизнелюбие Шторма не могло не раздражать Боулта, оно было противно его пессимистической натуре. И Боулт внезапно ощутил внутреннюю потребность выступить в роли эксперта. Теперь он уже не разглагольствовал. Он вещал с видом знатока. Поэтому, когда Шторм сказал, что относит оксфордское собрание мистики к числу сенсационных изданий — «Абсолютная сенсация!» — так буквально он выразился, — бедняга Боулт не выдержал.

— Возможно, — сказал журналист, — если только не принимать во внимание то, что издатель упустил из виду «Тернлейское аббатство». Конечно, нельзя объять необъятное, но, в конце концов, это «Оксфордское собрание английской мистики», и подобное название к чему-то обязывает!

— Да, «Тернлейское аббатство» — вещь, — согласился Шторм. — Кажется, оно вошло в «Викторианский сборник».

Но Фредерик Боулт лишь фыркнул.

— Кстати, а вы читали «Черную Энни» Роберта Хьюза? — деликатно перевел разговор на другую тему Шторм.

Харпер Олбрайт поняла, что таким образом Шторм пытается сгладить неловкость. Однако его слова возымели обратный эффект, потому что вскоре выяснилось, что Боулт не только не читал «Черную Энни», но даже и не слышал о ней. Что могло означать лишь одно: не стоит об этом и разговаривать. Боулт так и сказал.

— О нет, вы не правы! — С этими словами Шторм встал с кресла и уверенным шагом — так, будто находился у себя дома, — прошествовал к книжному шкафу, откуда извлек четырнадцатый том сборника мистики серии «Фонтана» [7] Изд-во «Уильям Коллинз». . — Вот! — торжествующе воскликнул он. — Вы непременно должны прочесть. Это действительно замечательная вещь.

Боулт недобро покосился на книгу:

— Ах, четырнадцатый! Здесь наверняка собраны жалкие остатки. — Но видя, что Шторм продолжает держать книгу в вытянутой руке, он скривил губы в презрительной ухмылке: — А почему бы вам не почитать нам вслух? Случай самый что ни на есть подходящий: Рождество, камин, призраки. В самом деле, Шторм, почитайте.

— Да полно вам, — проворчала Харпер Олбрайт. Временами Боулт становился совершенно несносным.

Однако чуть позже в душе ее шевельнулось сомнение: уж не попал ли Боулт в западню, намеренно устроенную американцем? Шторм, вернувшись в свое кресло, и начал читать вслух историю о Черной Энни. «Недаром его отец был актером», — отметила про себя Харпер. Ричард сам рассказывал ей об этом. Читал он так, что мороз пробегал по коже. Когда он дошел до того места, где Квентин и Невилл при свете свечи спускаются в зловещее подземелье, большинство гостей уже собрались в салоне и слушали, точно завороженные.

А прелестная София Эндеринг уронила бокал.

— Ничего не скажешь, прочитано мастерски, — признал Боулт. — Да и история занятная. Конечно, автору недостает оригинальности, ироничности — элементарной эрудиции, я бы сказал, — но все равно забавно.

Шторм развел руками.

— Понимаете, дело в том, что я впервые прочел эту историю, когда мне было, наверное, лет десять, — сказал он с подкупающей простотой, которая, по мнению Харпер, должна была бы сразить Боулта наповал. — Я был буквально потрясен. Я вдруг понял — это и есть настоящая английская мистика. И это стало для меня своеобразным толчком. Я снял свой первый фильм двадцать лет назад — мне тогда было, не знаю, года двадцать два. Он назывался «Призрак». Я никогда не был в Англии и написал сценарий, сидя в Калифорнии. Там же проходили все съемки. Но когда я работал, перед глазами у меня стоял вот этот мир — понимаете? — мир «Черной Энни». Не знаю, он всегда был со мной в этом…

Шторм осекся и сокрушенно покачал головой. «Что ж, в конце концов, он американец, — напомнила себе Харпер, — а американцы давно утратили привычку изъясняться законченными фразами». Но то, что он сказал — или пытался сказать, — заставило ее задуматься. Положив подбородок на набалдашник, она посасывала пенковую трубку с чашечкой в форме черепа и часто моргала сквозь толстые линзы очков. «Да, кажется Ричард Шторм и впрямь любит английскую мистику», — думала она.

Возможно, в этом и заключался ответ.

Тем временем София Эндеринг быстро шла по узкой, забиравшей вверх улочке, и над булыжной мостовой в темноте гулко разносился стук ее каблуков. Великолепная грудь, так поразившая воображение Шторма, вздымалась от волнения. «Дурацкий рассказ, — думала София. — Дурацкий американец и рассказы у него дурацкие».