Гай Смит - Кукла маниту

Рой пробрался сквозь толпу и напрямик — через зверинец — направился к театру. Лев и горилла укрылись в закутах, слон понуро стоял посреди клетки. Роя удивило, что за доступ к животным не берут плату, но тут же понял почему: они привлекают на ярмарку народ, а дети и атмосфера праздника делают все остальное. Если каждый посетитель раскошелится хотя бы на двадцать пенсов, устроители ярмарки не останутся внакладе.

Рой убавил шаг, чувствуя, как ускоряется биение сердца. Вот он, знакомый пестрый шатер с запахнутыми половинками полога. Перед мысленным взором возникла девушка с глазами дикарки. Красивая индианка, которая видит тебя насквозь, знает о тебе больше, чем ты сам. Возможно, она настоящая ясновидица.

Надо было идти дальше, но Рой медлил, прислушивался к пробуждающемуся желанию. Само это ощущение доставляло радость, поскольку возникало нечасто. Для Роя секс давно превратился в обязанность; для Лиз, пожалуй, тоже. Возможно, когда-нибудь он окончательно ей наскучит. А ведь раньше она была совсем не такой. Однако Рой не мог припомнить, когда угасло их взаимное влечение. Скорее всего, это произошло постепенно. Как бы то ни было, от костра остались тусклые угли; рано или поздно они обратятся в стылую золу. Ничего не осталось — ни любви, ни уважения к муху. А все по вине Бэлфура. Но что тут поделаешь, если надо кормить семью, а Бэлфур и Врен держат на работе только тех, кто соблюдает традиции профессии. Рой поморщился: тоже мне традиции — подхалимаж и рабское повиновение.

Унылые мысли погасили желание. В нескольких ярдах впереди виднелся театр Панча и Джуди. В серых красках дождливого дня он выглядел неряшливым и негостеприимным, но не страшным — деревянный ящик на сваях, ярко размалеванные занавески отяжелели от влаги. В зрительном зале старик в рваном, забрызганном грязью дождевике сгребает в совок мусор и выравнивает скамейки…

Минувший вечер казался кошмарным сном.

Старик поднял голову и заметил Роя. Обычный бродяга, подрабатывающий на ярмарке. Угрюмо глядя на посетителя, он шмыгнул и вытер нос тыльной стороной ладони.

— Извините, пожалуйста. — Рой умолк, думая, что едва ли стоило приходить сюда и заводить разговор с уборщиком. — Я ищу… черт, как они называются… ну, этих, которые показывают Панча и Джуди. Постановщиков спектакля.

— На кой хрен?

— Я… — Рой опешил от грубого тона, к тому же его передернуло от омерзения, когда уборщик зажал пальцем ноздрю, а другую шумно высморкал. — Я хочу с ними поговорить.

— Об чем?

Подумать только, он еще спрашивает! Однако, похоже нелегко будет развязать язык этому старому пугалу. Ну так ответь ему. Рой, не молчи, не стой, втянув голову в плечи, как перед Бэлфуром.

— О вчерашнем представлении. У меня жалоба.

— Ишь ты? Жалоба, значит? Ну, и чем же ты недоволен? Рой разозлился и от этого заметно осмелел.

— Я хочу выразить протест не только от себя, но и от лица всех тех, кто вчера присутствовал на этом отвратительном спектакле.

— Так это, вишь, тебе со мной надо толковать. — Глаза оборванца угрожающе сощурились, а метла медленно повалилась на пол. — Это я вожу кукол, а ежели кому не нравится, то пошел он в задницу.

— Жестокость! — У Роя участилось дыхание. — Вы слишком далеко заходите. Все-таки, в вашем театре бывают женщины и дети.

— А как же без жестокости-то? На хрена нужны Панч и Джуди, ежели…

— Но не до такой же степени! Неужели вы не понимаете, что кровь выглядит неестественно, отвратительно…

— Кровь?

— Да, кровь.

— Паря, не иначе, у тебя крыша съехала. Не было никакой крови. Не было и быть не могло. Может, глаза шалят?

— Была! — Рой едва не сорвался на крик. — Я видел! Все видели!

— Слышь, паря, — оборванец прочистил вторую ноздрю. — Ей-богу, не было никакой крови.

Рой вздохнул, глядя на кособокий балаганчик.

— Ну что ж, сейчас мы это выясним. — Он повернулся и решительно зашагал к сцене.

— Эй! — Оборванец заспешил следом, припадая на левую ногу. — Эй, ты чего ко мне привязался, а? Слышь, не лезь не в свое дело! Я полицию позову! Меня сюда не для того поставили…

Роя уже не интересовало, для чего сюда поставили старика. Он приблизился к сцене и распахнул занавески, робея при мысли о том, что сейчас откроется его глазам. Но сцена оказалась пуста. Глядя на чистый, местами трухлявый пол, он почувствовал, что краснеет.

— Ну, мать твою, че я тебе говорил? — Служитель наткнулся на Роя сзади, обдав кислым запахом пота и одежды, которую он, наверное, не снимал даже на ночь.

— Вы все вымыли! — уверенно произнес Рой, поворачиваясь. — Вымыли, готовясь к сегодняшнему спектаклю.

— Слышь, паря, — старик тяжело дышал, — похоже, отвык от быстрой ходьбы, — не было никакой крови, и не будет, потому что она тут на хрен не нужна. А ежели и нужна, стал бы я с ней возиться? Усек? А теперь вали отсюда.

Краснея, Рой отвернулся и замер. В стороне от сцены, на листе рифленого железа, положенном сверху на несколько железных бочек из-под солярки, рядком сидели три деревянные куклы. Джуди, Полицейский и Панч. Ничего, казалось бы, странного — почему бы им здесь не сидеть? — и все же…

Лица! Деревянные лица должны всегда оставаться неподвижными, какими их сотворили руки индейской гадалки. Но… В их чертах было нечто жуткое… Казалось, глаза смотрят прямо на Роя. Живые, понимающие глаза.

Лицо Джуди выражало ужас, лицо Полицейского — отчаяние пополам со страхом, как у христианина, брошенного на арену львам-людоедам. Он готов сражаться, но победить не надеется.

Панч смотрел Рою прямо в глаза. Два крошечных зрачка сверкали ненавистью и злобой.

В этот миг Рой понял, что вчера вечером на сцене действительно пролилась кровь. Но на подмостках не осталось никаких следов.

Он задрожал, пряча глаза.

— Эй, паря! Слышишь меня? Вали отсюда! — Рой почувствовал толчок грязной, зловонной ладони в спину, но был только рад ему… потому что толчок разрушил наваждение.

— Ладно. — Он не узнал собственный голос. — Я вам верю. Извините за беспокойство.

Он пытался убедить себя, что все это ему только привиделось. Он переутомлен, отягощен заботами, даже отдыхать разучился. Да и погода не способствует отдыху.

В конце концов он вернулся на бульвар и попытался сориентироваться. Где он, «Бьюмонт»? Кажется, там. Он повернулся и вытянул шею, высматривая пансионат.

— Рой! — Крик хлестнул его, как удар бича, возвратив в реальность. Он оглянулся и увидел Лиз, бегущую к нему через дорогу. Раздался визг тормозов, пронзительный сигнал, яростный вопль водителя.

— Рой! Слава тебе, Господи!

Ее волосы, всегда неухоженные, сейчас вдобавок были спутаны ветром и мокры от дождя. Летнее платье — влажное и измятое. Глаза — испуганные, заплаканные.