Анжела Шафрина - Тринадцать

Профессор стал копаться в стопке курсовых работ, лежащих на его столе. Вытащив из стопы курсовых ту самую, он открыл прозрачную папку и стал зачитывать вслух:

— Согласно современным научным данным, Религия возникла, по-видимому, в эпоху верхнего палеолита (каменный век) 40–50 тыс. лет назад на относительно высокой уже ступени развития первобытного общества. Памятники верхнепалеолитического искусства запечатлели зарождение культа животных и охотничьего колдовства. О наличии религиозных веровании свидетельствуют также верхнепалеолитические погребения, отличающиеся от более ранних обычаем хоронить умерших с орудиями труда и украшениями. Это говорит о зарождении представлений о посмертном существовании — о "мире мёртвых" и "душе", которая продолжает жить после смерти тела.

Аристарх Львович сменил дикторский тембр на свой обычный, снял очки и закусил их душку.

— Из этого без сомнения грамотного текста следует вывод… — он вопрошал взглядом на покрасневшего юнца.

Тот молчал как рыба и из-за всех сил делал умные, понимающие глаза.

— А вывод таков: боги нам понадобились лишь, для того чтобы почувствовать себя чем-то обособленным от всего живого на планете.

— Итак, продолжим, господин Корнеев, — профессор сегодня выбрал для себя жертву научных нападок. — Я неспроста сегодня начал лекцию рассказом о животных. Мне хотелось плавно перевести разговор на тему тотемизма, как одного из древних верований. Будьте добры, — обращаясь к "жертве" сказал профессор, — скажите нам, пожалуйста, что есть тотем.

Покрасневший от всеобщего внимания молодой человек встал, и что-то невнятно стал бормотать себе под нос.

— Погромче, вас плохо слышно.

— Тотем, — почти выкрикнув, сказал горе-студент, — являлся чем-то вроде прародителя человека.

— Хорошо. Продолжайте.

— Ну, они — эти люди — как бы рождались от какого-нибудь животного и почитали его за бога.

— Совершенно верно, Рома, — глаза профессора потеплели, — хоть что-то вы читали из своей курсовой. Можете сесть. Итак, — профессор взял в руки мел, размашистым почерком написал на доске слово "тотем" и поставил тире. — Тотем в первобытных верованиях — это природный объект (животное, растение или неодушевленный предмет), находящийся в родстве с определённой группой людей. А кто мне скажет что такое, — он снова написал на доске слово "тотемизм" и поставил тире.

В зале тишина.

— Ну, смелее, светлые умы. Ведь это уже простая математика.

Студенты потупили взгляды.

— Хорошо. Тотемизм вернулся в начале пятого века до нашей эры. К тому времени люди овладели ремеслом. Появились атрибуты землевладельцев: плуг, секира, ярмо. Люди познали вкус кузнечного ремесла, положившим начало многим другим ремёслам. Развитие ремёсел дало мощный стимул поискам прекрасного и возродило культ тотемов. Тотемами являлись животные, прирученные к тому времени: бык, лошадь, волк и прочие четвероногие, которые, так или иначе, облегчали жизнь племени.

— А зачем человеку было нужно приручать волка? Ведь лошадь или корова это понятно, но волк? — Спросила девушка сидящая в первом ряду.

— Хороший вопрос и достаточно простое объяснение. — Аристарх Львович сел за стол. — Понятно, что для охоты он был, не так уж и необходим, ведь справлялись же люди как- то без него тысячи лет. Но когда охота стала массовой, загонной, волк превратился в собаку. А по мере наблюдения охранных качеств волка, он стал незаменимым другом и помощником для выпаса домашнего скота. Людям всегда было свойственно завидовать, и преклонятся перед силой ловкостью других видов млекопитающих. Отсюда и их обожествление. Всё просто. И если бы вы, — обратился он к вопрошающей девушке, — вместо того, чтобы красить ресницы на моих лекциях, внимательно слушали предмет, то были бы куда дальновидней.

Но девушка даже не думала смущаться, она повернулась лицом к залу и одарила всех лучезарной улыбкой.

— Значит, следует, — продолжил профессор, слегка похлопав улыбающуюся по плечу. — Тотемизм — это… Записывайте, повторять не буду. Это комплекс верований, мифов, обрядов и обычаев родоплеменного общества, связанных с представлением о сверхъестественном родстве между определёнными группами людей и так называемыми тотемами.

Но он повторил, а потом еще раз повторил, подождав пока самый медлительный писака закончит предложение.

— А, на сегодня пока всё, — обратился он к взирающим на него лицам. — Увидимся через неделю.

Аудитория постепенно пустела.

Капитан Логинов продолжал сидеть на месте. Он наблюдал, как некоторые студенты подходили, что-то спрашивали, что-то записывали, а Логинов не двигался с места. Он подождал, пока последняя студентка покинет помещение, и стал спускаться вниз к кафедре.

— Аристарх Львович, — обратился он к профессору.

— Да, да, — Рокшин посмотрел на него, немного прищурив глаза, — я вас слушаю.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Я капитан Логинов из следственного отдела, прокуратуры мы с вами вчера говорили по телефону.

— Ах, да! Я, знаете ли, совершенно забыл. — Профессор переложил книги в левую руку и протянул правую для приветствия.

Логинов пожал сухую теплую ладонь профессора и сказал:

— Где бы мы могли с вами поговорить?

— Прошу за мной.

Профессор резко повернулся и зашагал по коридору.

Вот это прыть, думал Логинов, еле поспевая за профессором.

Аристарх Львович присеменил к высокой двери своего кабинета, и повернулся, дав понять капитану, что они пришли.

Размеры профессорского кабинета на капитана произвели впечатление. По сравнению с той коморкой, в которой он работал, и которую делить ещё с двумя работниками отдела, этот кабинет показался ему просто хоромами.

— Дышится у вас тут свободно, — стоя в проходе, произнёс Логинов.

— Да вы проходите, — не обращая внимания на комплимент, сказал Аристарх Львович, — мы же не будем говорить в дверях. Прошу вас вот сюда.

Логинов прошел вглубь шикарных апартаментов и сел на тот самый стул, на котором почти три месяца назад нервно ерзала Эльвира.

Профессор, положив бумаги и книги на стол, подошёл к окну и несколько секунд всматривался вдаль.

На какое-то мгновение капитану показалось, что Аристарх Львович совершенно забыл о нём. И как только Логинов открыл рот, профессор повернулся к нему и с задумчивым видом и произнёс:

— А снег то растаял… Жаль. — Он прошёл к своему столу и сел за него. — Я, знаете ли, очень люблю снег. У нас в Стокгольме его почти не бывает.

— Разве вы живёте не здесь? — Капитан пытался поддержать разговор.

— Что вы! Меня ещё ребёнком вывезли из России. — Лицо профессора стало печальным. — Это было в тридцать четвёртом, нет, в тридцать пятом году, мне тогда едва стукнуло три года. Мои родители бежали от тогдашнего режима через Финский залив.