Татьяна Енина - Вампиры

– Богиня оскорблена! Жертву, жертву, да льется кровь нечестивцев! – можно было разобрать среди визга и стона.

Нас повлекли куда-то. Наступила полная тьма.

Опять замелькали факелы, и скоро свет их позволил разглядеть другую картину.

Ужас сковал нас! Перед нами страшная богиня Бовами… Сомневаться мы не могли.

Грубо высеченный из темного мрамора истукан-женщина. На черной шее у ней ожерелье из белых человеческих черепов; пояс состоит из бахромы ног и рук – тут есть черные, желтые и белые, большие и маленькие, видимо, руки детей и женщин. И все это свежие, не успевшие еще разложиться!

Огромная ступня богини попирает человеческую голову, и в этой голове мы узнаем голову нашего солдатика, якобы унесенного тигром, из израненного тела бегут струйки крови, омывая подножие кровожадного идола. Тело еще содрогается последними судорогами.

– Жертву, жертву, – кричат кругом, и через мгновение мы совершенно обнажены. Смерть неизбежна.

Но какая смерть! Бесславная, постыдная, у ног омерзительного истукана, от ножа фанатика!

Судьба.

Мы лежим рядом: я грызу потухшую сигару. Джем-ми молчит.

К нам подходит высокий худой брамин. На голове золотой обруч, белая одежда в виде хитона подпоясана шнурком, в руках широкий жертвенный нож.

Закрываю глаза.

Вдруг наступает мертвая тишина. Жрец, с высоко поднятой рукой, где зажат страшный нож, откинулся назад, на лице изумление и страх. Еще минуту, и нож со звоном катится на полу.

Жрец, а за ним и все остальные падают на колена с криком: «Избранники, избранники!»

Нас осторожно поднимают, развязывают, завертывают в мягкие шелковые одежды и несут прочь.

Вот мы на ложе из душистых лепестков роз, вокруг носятся волны курений.

Музыка сладостно звучит.

Перед нами прежняя красавица, но при блеске огней это не живая женщина, а статуя.

Кругом нее целый хоровод прекрасных молодых женщин: это баядерки храма. Ноги и руки украшены браслетами, звон которых мелодично звучит в ушах. Одежда их только из одних тонких цветных покрывал еще больше усиливает впечатление наготы.

Они пляшут, они подходят к нам и подают янтарные кубки с питьем. Как вкусно, как освежительно оно! Это напиток богов.

Нас окружают, ласкают, увлекают в танцы. Нам вновь подают вино, дарят поцелуями…

– Господин капитан, господин капитан! Открываю глаза. Передо мной вестовой.

– Господин капитан, приказ от командира, – и он подает мне пакет.

Не могу опомниться, сажусь.

День. Моя спальня. Вот и гамак Джемса: он спит спокойно. Открываю пакет: приказ о выступлении через несколько часов.

Наконец соображаю. Сон.

– Джемс, Джемс, выступление, вставайте, пора, бужу я товарища.

Джемс вскакивает и изумленно смотрит на меня.

– Фу, ты, черт, ведь это сон! – наконец произносит он. – Наверное, сигары вчера были с опиумом, ну и сыграли они со мной шутку!

Я начинаю расспрашивать.

Джемс рассказывает «мой» сон.

И когда в середине я его перебиваю и продолжаю рассказ, он стоит с открытым ртом от удивления и спрашивает, откуда я знаю «его» сон. Дело мало-помалу выясняется; мы видели один и тот же сон до мельчайших подробностей.

Вопрос: возможно ли это?

Наскоро отдав приказание готовиться к походу, мы бросились осматривать стену храма, ища боковой ход. Но стена была совершенно гладкая, не только хода, даже трещины не было.

Осмотрели храм изнутри за колоннами.

– Ну, а ваш кошелек? – вспомнил Джемс.

Ищу в карманах, на столе, всюду: нет. Спросили денщика, и он подал пустой кошелек, поднятый в зале пиршества одним из слуг.

Вскоре забил барабан и пришлось оставить храм, сделавшийся для нас очень интересным.

Капитан Райт замолчал.

– И это все? – спросил кто-то из гостей разочарованно.

– Все или почти все, – ответил Райт.

Только через месяц, купаясь в море, мы увидели с Джемсом друг у друга вот это, – и он, сбросив тужурку, отворотил рукав рубашки.

Все присутствующие увидели на белом плече татуированный рисунок лотоса.

Рисунок безукоризненно изящен и прекрасного голубого цвета.

– Вы нас мистифицируете, капитан? – спросил старый гость.

– Помните условие: не просить объяснений, – отрезал сухо Райт и этим прекратил всякие расспросы.

Наступил день маскарада.

С утра все, и гости и слуги, в хлопотах и волнении.

Хотя ночь предвидится светлая, так как наступило полнолуние, но все же в саду развешаны фонари и расставлены плошки.

Залы, и без того блестящие и нарядные, украшены зелеными гирляндами.

Темная зелень дубов и елей еще ярче оттеняет белое электрическое освещение.

Во многих комнатах под тенью тропических муз, пальм и магнолий устроены укромные поэтические уголки.

Буфеты ломятся под тяжестью изысканных закусок и вин.

Маленькие киоски в виде индийских пагод, с шампанским, фруктами и прохладительными, разбросаны всюду.

Над главным дамским буфетом красиво спускается флаг Америки. Голубое шелковое поле заткано настоящими золотыми звездами.

Зимний сад, по приказу Гарри, только полуосвещен и для прохлады в нем открыты окна.

Смитт и Миллер летают вверх и вниз, устраивая и отдавая последние приказания прислуге и музыкантам.

Кухни полны поваров и их помощников.

Гости тоже в волнении; каждый занят своим нарядом. Оказывается, у одного все еще не доставлен костюм из города; у другого оказались узкими сапоги; доктор ворчит, что золотой шнурок «дважды рожденного» недостаточно толст. Парикмахеры и портной завалены просьбами, их рвут на части…

Гарри тоже озабочен: он примеряет костюм набоба. Райт сидит перед ним в кресле с сигарой, а Джемс с усердием хлопочет возле Гарри.

– Отлично, отлично, ты настоящий раджа! Теперь бы вокруг тебя штук десять «нотчей», индусских танцовщиц, – восклицает он.

– А, по-моему, не мешало бы побольше бриллиантов и вообще камней на тюрбан и на грудь, – говорит Райт.

– Это правда, – соглашается Гарри, – но где взять теперь?

– Постой, ты, Гарри, не открывал шкатулку, что стояла на шифоньере, в комнате умершей невесты, помнишь ту, что мы видели в первый день приезда в Охотничий дом, – спросил Джемс. – Она была тяжела и в ней, вероятно, дамские украшения.

– А ведь ты, пожалуй, прав, Джемми, пошли сейчас же за ней Смита. Сказано – сделано.

Смит отряжен, через полчаса шкатулка привезена. Что за чудная, тонкая работа.

Но молодым людям не до красот шкатулки: они спешат открыть ее. Но открыть нельзя: крышка крепко сидит на своем месте, нет и признаков замка.

Гарри вертит ее из стороны в сторону.

– Какая досада, что я раньше не подумал о ней и не призвал мастера, – сожалеет он.