Ф. Коттэм - Дом потерянных душ

Наконец там нашлась фотография и самой Пандоры Гибсон-Гор. Ее темные волосы, заплетенные в косы, были уложены вокруг головы и увенчаны сверкающей диадемой. На шее красовалось ожерелье из крупного жемчуга, а платье, открывавшее плечи, было расшито бисером, поблескивающим и переливающимся в свете канделябра. Это был групповой снимок, сделанный за столиком «Кафе ройял», эмблема которого украшала штору позади улыбающейся компании. Гибсон-Гор снялась в чисто мужской компании. Мужчин было пятеро, все во фраках. Двоих Ситон узнал. Во-первых, там присутствовал все тот же Кроули, все с той же улыбкой. Выражение проницательных глаз диссонировало с его заурядной внешностью. Вполне узнаваем был и Освальд Мосли, гораздо моложавее и худощавее, чем во времена его скандальной известности, но, в общем, почти не изменившийся.

Ситон перевернул фотографию — на обратной стороне карандашом были подписаны имена изображенных на снимке. Люсинда, сидевшая за швейной машинкой, перекусила нитку и склонила голову набок. Пола этот жест обычно смешил он делал. Люсинду похожей на насторожившуюся кошку.

— Кто такой Уитли?

— Автор триллеров. Его книги запрещены.

— А Фишер? — спросил Пол.

— Что-то типа предпринимателя. Кажется, торговал оружием. После Первой мировой войны сколотил себе состояние на оружейных патентах. Про пятого типа ничего не знаю. Но Пандора вращалась в очень сомнительных кругах. Уж можешь мне поверить.

Ситон кивнул и переместился с дивана на стул у окна, чтобы рассмотреть фотографию при свете. Глаза окружавших Пандору мужчин выражали ленивую жестокость, совсем как у крупных кошачьих, когда они чутко дремлют в перерыве между охотой. Их расслабленные позы никого не могли ввести в заблуждение: в них чувствовалась скрытая угроза, настороженность хищника, готового в любую минуту броситься за жертвой. Впрочем, к Кроули это не относилось. Ситону показалось, что тот просто чем-то обеспокоен.

Там не было ни одной искренней улыбки. По крайней мере, хоть это роднило Пандору Гибсон-Гор с теми, кто сидел с ней за одним столом. Но, присмотревшись, Пол пришел к выводу, что вряд ли она была своей в их компании. Нет, не похоже… Вдобавок Пандору выделяли не только драгоценности и утонченность, но еще кое-что. Она казалась очень красивой. А еще она казалась очень испуганной.

Он взялся за дело в понедельник, сразу после того, как просмотрел почту на своем столе и позвонил в отдел прессы Скотланд-Ярда, чтобы узнать, не было ли каких-нибудь преступлений в Хэкни за прошедшие выходные. Такие, разумеется, нашлись. Но ни одно из них не заслуживало того, чтобы попасть на страницы газеты. Издание выходило дважды в неделю, и в понедельник шел сбор материала. Впрочем, газета была уже практически сверстана. Не хватало только передовицы. Но на ее место годились и жуткий репортаж из зала суда по делу об убийстве из мести, и опрос общественного мнения по поводу недавнего спасения тонущего в канале малыша. В пол-одиннадцатого в редакцию позвонил владелец зоомагазина у станции метро «Хэкни Даунс» и рассказал о том, что накануне днем у них вырвалась из клетки обезьяна и устроила внутри настоящий погром, выпустив на волю большую часть имеющейся там живности.

— Зверского злоумышленника — на первую полосу, — заявил главный редактор без четверти одиннадцать, просунув голову в дверь отдела новостей.

На него нашла очередная прихоть, и он решил не оставлять этот материал на пятницу, а тихой сапой дать его в середине недели. Очевидно, он понимал, что читателям необходимо отдохнуть от драк на вечеринках, попыток поджога и самоубийств.

Ситон остался не у дел. Он поднялся по лестнице на четвертый этаж, в фотолабораторию, чтобы спокойно раскинуть мозгами, каким образом можно добыть информацию о Пандоре Гибсон-Гор. В лаборатории работали двое сотрудников. Младшего, Майка Уайтхолла, только что отправили по адресу погрома, учиненного «зверским злоумышленником», чтобы запечатлеть его во всей красе. Ситону пришло в голову, что обезьяны — звери по самой своей природе, но читатели вряд ли поймут разницу. Зато главный редактор мог лишний раз удовлетворить свою нелепую страсть к аллитерациям в заголовках. Как бы там ни было, Пол только обрадовался, что Майка нет на месте: тот обладал врожденным репортерским любопытством и достал бы его вопросами, с чего это вдруг Ситон интересуется какой-то Гибсон-Гор. Зато Эдди Харрингтона, которому до пенсии оставалось всего ничего, это совершенно не трогало. Более того, из них двоих именно Харрингтон мог что-то подсказать Ситону.

Ситон порадовался, что сигнальная лампочка над открытой дверью, ведущей в недра лаборатории, не горит. Это означало, что Эдди не занят проявкой. Пол прошел по узенькому коридору и застал старшего фотографа редакции в каморке-хранилище, набитой фотоаппаратами и бутылками с реактивами. Эдди сидел на табурете и протирал объективы. При виде Ситона он кивнул поверх очков, но дела не бросил. В лучах пробивающегося из коридора света вокруг желтого кусочка замши и пальцев Харрингтона вились мелкие пылинки.

Пол знал, что Эдди ему симпатизирует. Ситон всегда ходил на работу в костюме. Был непременно вежлив и предупредителен по отношению к старшим коллегам. Его так воспитали. Другие молодые репортеры, не избавившись до конца от юношеской задиристости, щеголяли в мохеровых джемперах и смотрели на всех сверху вниз. Они стряпали на допотопных редакционных машинках объявления о свадьбах и похоронах, но мнили себя представителями журналистики «новой волны» и непрерывно грозили забастовками, бормоча что-то о равенстве и справедливой оплате труда. Платили им мало. По крайней мере, не сравнить с рабочими типографии, расположенной в подвале здания. Но старые сотрудники вроде Харрингтона были в этом не виноваты. Поэтому Ситон на всякий случай держался с Эдди приветливо и почтительно.

— Говоришь, умерла, забытая всеми?

— В нищете, что, как мне кажется, примерно одно и то же. Очень странно, ведь у нее было полным-полно богатых родственников, которые могли бы ей помочь. Но когда она покончила с собой, у нее не было ни гроша. И при жизни ни разу ни к кому не обратилась за помощью. В общем, адреса у меня нет…

— А для чего тебе так понадобился ее адрес? — спросил Эдди после короткого раздумья.

— Честно говоря, есть у меня одна смелая задумка. Дело в том, что я пытаюсь узнать: а вдруг после нее остались какие-то бумаги. Ее последнее место жительства может дать мне ключ, где эти бумаги искать. Если, конечно, они существуют.

По выражению лица Харрингтона Пол сразу же понял, что его «задумка», пожалуй, чересчур смелая. И еще он заметил, что впервые за всю историю фотоотдела в их издательстве Эдди держал в руках такой идеально отполированный объектив.