А. Мухитова - Бедная Лиза

Лошади успели уйти достаточно далеко, несмотря на то что пегая стреножена, терять столь удобный потенциальный транспорт не хотелось, вот и завязала смирной лошадке передние ноги, а вот две другие – проблема, ситуация как у Крылова, видит око, да зуб неймет.

– И что же с вами делать? – вопрошаю четвероногую скотину.

Вопрос актуальный. Лошадь это не только транспорт, но и за сто кило полезного диетического мяса. Правда как ЭТО забивать у меня нет ни малейшего представления, тем более потом ведь и разделывать придется и заготавливать. Ладно, подумаю об этом завтра, а сегодня, а сегодня надо пожрать и разделать несчастного сурка.

Сурок дожидается меня заваленный крупными камнями. Разделываю его влет, запах сырого мяса кружит голову. Пока мясо варится, жую пол трофейной лепешки. Подсохший, кисловатый хлеб кажется вкуснейшей едой в мире. Сегодня у меня праздник, есть хлеб, есть курага на десерт, начинаю мечтать о том чтобы у меня появилась мука. Эх, вот будет жизнь… Стоп, обрываю сама себя, где ты видишь жизнь, разве это жизнь! А что такое жизнь? А жила я раньше или это было то же самое, только в рамке покрасивше? Ответа у меня нет, зато настроение резко портится.

Пегую возвращаю поближе к вновь поставленной палатке. За ночь не должна далеко убрести. Прибираюсь на площадке перед палаткой, сурка в полиэтилен и под камни, вещи киргизов в кучу рядом с палаткой, рюкзак с карематом и спальником в палатку, оружие туда же, обглоданные кости в горсть и метров за шестьдесят, за большой валун. Сама вслед за добром в палатку. Скидываю трекинги и пояс с кобурой, вытягиваюсь на коврике – сна ни в одном глазу, были бы фонарик, бумага и карандаш, порисовала бы, а так, можно только самоедством заниматься. Что я успешно и делаю, пока под утро не забываюсь тяжелым сном.

Будит меня лошадиная болтовня, кто-то из осторожных коняшек вопрошает о чем-то пегую, а та отвечает. Ну вот, напомнили, сегодня займусь вами. Умывшись ледяной водицей озера, градусов пять не больше, доедаю вчерашнего сурка с лепешкой и, развесив вялиться мясо многострадального сурка, иду налаживать отношения с живностью. Поймав за уздечку пегую глажу ее по послушной морде и угощаю кусочком лепешки с солью. Пусть потом расскажет какая я щедрая.

– Нарекаю тебя Фанта! – торжественно провозглашаю я, лошадь косит на меня черным влажным глазом.

– А теперь внимание, впервые на арене, попытка оседлать сноровистую киргизкую лошадь производится неопытным наездником – бормочу себе под нос.

Набираюсь смелости, берусь за ремень подпруги и, поняв как он затягивается, накидываю снарягу на лошадь и бью Фанту кулаком в брюхо. Пока кобылка, обалдевшая от такого обращения, не опомнилась, затягиваю ремень. С лошадьми я на Вы, но в голове крутится рассказ Каира, про то как лошади надувают брюхо, чтобы подпруга им сильно не давила, поэтому их надобно простимулировать брюхо сдувать.

Как-то, когда Каир работал в Хан-Тенгри, водили они конные группы буржуйских туристов. Однажды с утра он недостаточно хорошо затянул подпругу своего транспорта, к вечеру, когда лошадь слегка похудела, недалеко от лагеря, подпруга начала съезжать и Каир вместе с ней. Выпал из седла он неудачно, нога застряла в стремени, дальнейший путь проделал волоком по камням, подпинываемый изредка копытами. Попытка бравой техасской бабушки остановить дурную киргизкую лошадь к добру не привела, лошадь продолжила свой путь, а бабка вылетела как на катапульте из седла.

Ставлю ногу в стремя, берусь за луку седла, представляя что это просто скала такая, толкаюсь нижней ногой и, плавно перенеся импульс, выпрямляюсь и перекидываю ногу через седло. На лошади я каталась пару раз за всю жизнь, один раз на Иссык-Куле брала напрокат у пьяного киргиза, а второй раз Великанов катал меня в районе соколятника, там у него друзья работают, работали. Эксперимент по объезживанию Фанты проходит удачно, кобылка покладистая и понятливая, только ленивая, стоит только перестать попинывать ее в бока пятками – сразу же останавливается и начинает трапезничать.

Теперь, когда у меня есть более скоростные ноги чем собственные, пытаюсь догнать двух недотрог. Но те, похоже, не воспринимают всадника за недруга, поэтому подъехать удается достаточно близко, чтобы ухватить узду статного, непохожего на приземистых киргизких лошадок коня, гнедого с белой мордой. Конь протестующее ржет, но идет куда ведут. А веду я его к палатке, где, спешившись, угощаю и его лепешкой с солью. Угощение ему нравиться, собрав все до последней крошки мягкими, влажными губами, он просит добавки. Такая же гнедая кобыла, но приземистая и без отметин, подходит сама и, оттолкнув Фанту, призывно тыкает в меня мордой. Ага, угощение они понимают. Скармливаю и ей кусок лепешки.

– Ты будешь Колой, а ты, раз пошла такая пьянка, будешь Спрайтом – обращаюсь к ним.

За день я умудрилась стереть себе ноги и седалище до крови, зато лошади от меня совершенно перестали шарахаться, да и сама освоилась с управлением. На ужин меня ждет сурочий суп без лепешки, ее съели четвероногие друзья. Заснуть удается не сразу, болит все, абсолютно, особенно, то место на котором сидят. Всю ночь я скачу на Спрайте по горам. Просыпаюсь с таким чувством будто и впрямь скакала. День хожу нараскоряк, о том чтобы сесть верхом даже не думаю. Зато много думаю про то как жить и что делать. Три лошади это для меня чересчур, одной попой на три седла не усядешься, забивать их и сложно и рука уже не поднимется. Зато нужны соль, спички, одежда, мука, патроны и еще куча всего. И зимой в палатке не очень-то и наживешься. О том чтобы пойти, попроситься в какое-нибудь поселение мысли даже и не возникает.

Пока я размышляю, Спрайт строит своих, похоже, жен. Бегают они без своей лошадиной амуниции, весело им, вон, какие догонялки устраивают. Завтра устрою вам прогулку по ущелью, а сегодня – уборка. Бреду к разрушенной коптильне и, кряхтя, как последняя старушка, восстанавливаю порушенное хозяйство. Затем отправляюсь вверх по склону, искать место для схрона, таскать на себе все свое как-то кисло, а быть ограбленной еще горше.

Место находится в двухстах метрах от лагеря, каменистое и неудобное для перемещения на чем либо, хоть на своих двоих, хоть на чужих четырех. Принимаюсь раскидывать камни, мне нужна небольшая, укрытая от дождя и взглядов пещерка. Через полчаса ковыряния тайник готов. Тащу туда все лишнее, то есть то, что не понадобится в ближайшее время. Кусман войлока оставляю, его и не утрамбуешь в самодельную пещерку, и промокнет он, как ни крути, да и валяться перед палаткой на нем удобно. Зато притариваю больше половины мяса, киргизкие ножи, излишки посуды, еще кой какую мелочь. Что делать с дополнительными седлами пока ума не приложу, прятать – громоздкие, пользовать – мне одного хватает. Ладно, утро вечера мудренее, подумаю об этом завтра.