Dok - Ночная смена

Понятно. Хотя по габаритам покойная килограмм на двести тянет, не меньше. Ну да УАЗом дернуть — лишь бы в люк бортовой пролезла. Если не пролезет — будет хуже, ну да в БТР и так уже все загажено.

Шурша своими бахилами аккуратно лезу вперед. Да, голову раскроили залпом изрядно. Хорошо догадался перчатки хозяйственные натянуть, теперь стараясь не слишком измазаться, подбираю в пакет перепутанные лоскуты кожи, куски костей и мышц в пакет.

Мозговой череп, разнесенный почти вдрызг — и впрямь втрое, если не больше уступает могучим челюстям. Челюсти в пакет запихнуть удается с трудом. Зубки мелкие, треугольные, очень непривычные на вид. И их действительно очень много.

Вот поэтому и груша получилась. Вижу свисающее вбок маленькое, явно женское ухо с сережкой. Если бы этот упокоенный кадавр улыбнулся — то улыбнулся так широко, что мочки ушей в рот попали с серьгами вместе…

— Готово! Замотал голову!

— Принимай веревку! За щиколотку возьми!

Легко сказать — щиколотку-то сразу и не найдешь — стопа изменилась весьма сильно и стала похожа на собачью.

— Погодите, я сам узел завяжу. (Николаич возмущенно пыхтит, распуская мой дурацкий бантик и завязывая узел какого-то хитрого типа, что в грубых перчатках из черной резины делать непросто.)

Конец веревки там снаружи уже привязали к УАЗу.

— Володя! Давай помалу! Доктор — сдвиньте в сторону сиденье стрелка — тыкает пальцем Старшой на приделанное к штанге из башенки простенькое металлическое креслице.

Складчатая рыхлая туша, похожая чем-то на моржовую, но раскрашенная в мерзкие цвета разложения с черноватым сетчатым венозным рисунком медленно скользит к выходу, сгребая собой с пола кровяное желе.

— Я, конечно, извиняюсь — но оно стоит того? — спрашиваю Николаича — Вонища же здесь будет невиданная? Как бы мы машину не мыли, все равно вонять будет, а летом — ЕБЖ, как говорит наш сапер — тем более.

— Вонищу потерпим. Летом тем более вонять будет везде. А новенький БТР с бортовым оружием и полным боекомплектом сейчас бесценен. Ничего, помоем. Он нам не на блядки ездить нужен.

— Ясно. Просто у меня приятель купил, было дело по дешевке джип, в котором четыре рыбака угорели — ну и просидели внутри с декабря по май. Так даже полная смена всего нежелезного ничерта не дала. Стальной остов — и тот шмонил нестерпимо. И мытье тоже ничего не дало.

— Я в курсе. Но повторюсь — потерпим. Зато эту броню винтовочная пуля не берет. И пройдет этот агрегат везде… И проплывет. Что еще лучше. Семен Семеныч, лопату давайте!

Морф таки застревает боками в проеме. Действуя лопатой, как рычагом, Семен Семеныч вместе с Вовкой потихоньку — полегоньку, но выдергивают труп из БТР. После этого УАЗ оттаскивает тело в сторону метров на тридцать. Мне приходится идти к нему, пока Саша снимает что это мы такое упокоили. Остается отснять челюсти — рву мешки на голове кадавра, прутиком приподнимаю то, что было губами.

Все, вроде бы дело закончено. Можно ехать.

— А ты заметил, что на этой зувемби были стринги? — спрашивает меня Саша.

А ведь и точно — грязный шнурок и треугольнички пропитанной кровью ткани — точно, стринги. Больше на теле нет никакой одежи.

— И смотри-ка — она коленками назад — как Семен Семеныч про кузнечиков пел.

— Это не коленка. Коленка — вон, выше. Это у нее так ступни изменились. Наше крутое счастье, что она разожралась в замкнутом объеме и ее габариты ей не дали из люка выбраться. Она кинулась — и плечами застряла. А если бы проскочила и плечами — застряла бы брюхом — в животе она тоже плечиста.

— А давно она обратилась?

— Судя по гнилостным изменениям — дней четыре — шесть назад.

— И почему делаешь такой вывод?

— Потемнение поверхностных вен, видишь — похожи на веточки черного цвета, просвечивают через кожу. Ткани приобрели зеленоватый оттенок, отчетливо наблюдается их вздутие, особенно лица, груди у нее тоже вздулись. А живот — еще нет. Так что минимум — дня три, максимум — дней шесть уже. Учитывая холодную погоду — скорее дней шесть.

— Вы там закончили?

— Закончили.

— Тогда поехали!

За руль свежеполученного бронника садится Володька — ездил он на таких. Люки он не закрывает. Николаич хочет возразить, но воздерживается. "Найденыш" становится за первым УАЗом — и мы трогаемся дальше.

Семен Семеныч вертит подозрительно носом — хоть я и оставил перчатки и бахилы в поле, пахнет от нас с Сашей ощутимо.

— Что, одежку выкидывать придется — спрашиваю нашего драйвера.

— Ерунда, выветрится все отлично. А не выветрится — так закопаем.

— Не по чину — одежу-то хоронить — выкинем где по дороге и все.

— Не хоронить — просто закопать на пару дней. Земля отлично запах берет на себя.

— Это вы откуда знаете?

— Бабушка рассказывала. Во время войны носить-то нечего было. Так у них один инвалид что делал — как фронт от деревни ушел, так он одежку с мертвецов собирал, обувь тоже — детишки одежку и обувку с покойников снятые прикапывали, бабы потом стирали — сушили и это продавали на станции, сами-то не носили, а на той же станции покупали себе одежку.

— Так наверное и покупали тоже с мертвяков?

— Может и так. Но когда сам не видал — так и ничего.

— А почему инвалид одежку собирал?

— Он с фронта пришел — а там сапером был. Кроме него по лесам там шляться дурных не было — пацаны сунулись пару раз — так кишки на деревьях оказались — фронт-то через деревню туда обратно несколько раз катался, все вокруг в минах было. И ставились мины не на несмышленых пацанов, а на грамотных мужиков, так что пацанята вляпывались только так…

— А с инвалидом что потом было?

— Умер лет через пять. Он же не просто так инвалидом стал — его ж порвало железом страшно. Руки — ноги вроде и остались, а весь ливер дырявый. После войны таких калек много было, так они лет десять самое большее жили. Всей деревней хоронили — если б не он нищета была бы дикая. А он и не только одежду таскал, после войны в лесу много добра было.

— Ясненько.

— А что там в БТР то случилось?

— Черт его знает. Только, похоже, что водитель из машины все же выскочил — и мотор заглушил — иначе хрен бы мы на ней сегодня поехали. А так и соляра есть и аккумулятор живой. Начнем чистить — понятно будет. Но одно понятно, что кости этот морф своими челюстями дробил влегкую — причем и такие как бедренная. Так что челюсти-то не слабее, чем у гиены, а то и посильнее будут.

— Мда. Обратно повезло.

— А что там сзади, Семен Семеныч — никаких сидений не было. Где же десант — то сидит?

— Что, такие сплошные полати что ли были?

— Ага. Не сиденья.

— Так это сиденья, только разложенные в спальные места. В БТР и спать можно. Сиденья разложил — и дрыхни.