Дин Кунц - Нехорошее место

Стояла удивительно тихая, мертвая ночь. Переулок походил на пустынный безветренный берег, на который пришелся “глаз” торнадо: один ураган миновал, другой еще не начинался. В неподвижном воздухе висел легкий запах гари, но дыма нигде не было видно.

Фрэнк Поллард очнулся. Он лежал ничком на холодном тротуаре, раскинув руки. Вставать не спешил: надо сперва разобраться, что с ним. Прищурился. Перед глазами колыхалось густое марево. Он глубоко вздохнул и поморщился от едкого запаха гари.

Вокруг сгрудились тени – бесформенные, словно фигуры в балахонах. Постепенно марево перед глазами растаяло, но в тусклом желтоватом свете, падавшем сзади, Фрэнк ничего толком не разглядел. Даже большой мусорный бак неподалеку при этом сумеречном освещении сперва показался ему каким-то фантастическим сооружением, словно обломком неведомой цивилизации.

Где он? Как он сюда попал? Ведь он потерял сознание лишь на несколько секунд – сердце колотилось, как будто он только что мчался, спасаясь от погони.

Ветер и светлячки...

Эти слова на миг вспыхнули в его мозгу. Фрэнк не понял, к чему они относятся. Он попытался собраться с мыслями, но в голове заворочалась тупая боль. Болело над правым глазом.

Ветер и светлячки...

Фрэнк тихо застонал.

Из толпы теней между ним и мусорным баком выпрыгнула одна, гибкая и юркая. Маленькие, но яркие зеленые глазки взглянули на него с ледяным любопытством.

Фрэнк в испуге вскочил на колени. Из груди вырвался сдавленный крик – будто глухо всхлипнул музыкальный инструмент.

Зеленоглазый соглядатай прыснул в сторону. Кот. Самый обыкновенный черный кот.

Фрэнк с трудом встал, но тут же споткнулся о какой-то предмет и чуть не упал. Нагнувшись, он осторожно потрогал то, что попало ему под ноги. Это была сумка из мягкой кожи, набитая до отказа и очень увесистая. Похоже это его багаж. Его или не его? Фрэнк взял сумку, добрел до мусорного бака и прислонился к ржавому металлу.

Тут он огляделся. По сторонам переулка тянулись оштукатуренные жилые дома в два этажа. Во всех окнах темно. Машины жильцов расположились на крытых стоянках. На углу квартала горел фонарь. От него и разливалось это зловещее и загадочное желтое сияние, больше похожее на свет от газового рожка, чем от электрической лампочки. Фонарь стоял довольно далеко, и осмотреть переулок как следует не удавалось.

Фрэнк перевел дух, сердце забилось ровнее. И вдруг его как током ударило: он же ничего про себя не помнит! Знает только, что его зовут Фрэнк Поллард, – и все. Сколько ему лет, где он живет, чем зарабатывает на жизнь, куда и зачем шел – все вылетело из памяти. От этого открытия у него перехватило горло, затем сердце вновь заколотилось, и он с шумом выдохнул воздух.

Ветер и светлячки...

Что же она значит, эта чертова фраза?

Боль над правым глазом расползлась по всему лбу.

Фрэнк лихорадочно озирался. Найти бы хоть какую-нибудь зацепку – знакомый предмет или вид, – чтобы вновь обрести себя в этом мире, от которого он так внезапно оказался отринут. Однако все вокруг оставалось чужим и безучастным. Тогда Фрэнк принялся рыться в памяти, отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о себе, но в памяти поселился мрак еще гуще того, что окутывал ночной переулок.

Запах гари постепенно рассеялся. Теперь до Фрэнка долетал слабый, но тошнотворный смрад гниющих отбросов из мусорного бака. В представлении Фрэнка этот смрад связывался со смертью. Мысли о смерти вызвали у него смутное воспоминание, что за ним кто-то – или что-то – гонится и хочет его прикончить. Но кто этот преследователь и зачем ему дался Фрэнк, оставалось только гадать. Казалось, про погоню подсказал ему инстинкт, а не память о реальных событиях.

Налетел короткий порыв ветра. И снова все стихло. Как будто мертвая ночь захотела раздышаться, ожить, но у нее хватило сил лишь на один судорожный вздох. Скомканный газетный лист прошуршал по мостовой и замер возле правой ноги Фрэнка.

Еще один порыв.

Газета унеслась прочь.

И опять мертвое безмолвие.

Что-то неладно. Фрэнку показалось, что эти короткие порывы – предвестие беды: их насылает какая-то темная сила.

Он инстинктивно чувствовал, что на него вот-вот обрушится громадная тяжесть и раздавит как муху. Фрэнк поднял голову. В кромешной бездонной темноте зловеще сияли далекие звезды. Нависшая тяжесть была незрима.

Ночь снова вздохнула. На этот раз порыв сильнее. Повеяло сыростью.

Фрэнк был одет в джинсы и фланелевую рубаху в синюю клетку и с длинными рукавами, на ногах кроссовки и белые спортивные носки. Неплохо бы еще куртку. Фрэнк зябко поежился. И дело не в студеном воздухе – легкий ночной холодок скорее бодрил. Но Фрэнка пронизывал холодом сгустившийся в душе страх.

Ветер прекратился.

Снова повисла тишина.

Надо убираться отсюда, и побыстрее. Фрэнк отлепился от мусорного бака и, спотыкаясь, побрел по переулку. Фонарь остался позади, впереди чернел мрак. Фрэнк и сам не знал, куда идет, главное – подальше от этого опасного места. Лишь бы найти надежное укрытие. Да и есть ли оно, такое укрытие?

И опять налетел ветер. Теперь он принес чуть слышный леденящий душу свист, как будто вдалеке кто-то играл на флейте из кости диковинного животного.

Еще несколько шагов – и походка Фрэнка выправилась, а глаза привыкли к мутной темноте. Наконец он остановился. Справа и слева виднелись покрытые светлой штукатуркой арки с коваными железными воротами.

Фрэнк подошел к левой арке и подергал ворота. Заперты только на задвижку. Он открыл их и вздрогнул от скрипа петель. Не хватало, чтобы этот скрип услышал преследователь.

Преследователь не показывался, но Фрэнк точно знал, что за ним гонятся. Это было чутье зайца, который знает, что за ним по пятам бежит лиса.

Сзади опять налетел ветер. Как и в прошлый раз, Фрэнк услышал невнятную, путаную мелодию далекой флейты. Она не давала ему покоя, терзала, усиливала страх.

За черными железными воротами начиналась дорожка, обсаженная японской таволгой и кустарником. Фрэнк прошел между двух жилых домов и очутился в полутемном дворе. По углам двора тускло светили дежурные лампы. Дома были двухэтажные. Вдоль первого этажа тянулся крытый проход, вдоль второго – балкон с железными перилами, на этот балкон под козырьком, крытым черепицей, выходили двери квартир. Темные окна смотрели на травянистый газон, клумбы азалий, агавы, пальмы.