Юрий Кургузов - Кольцо Изокарона

— А мне ваш, что дальше?

— Дальше я просил вас назвать свое имя, — напомнил он.

Я хрюкнул:

— Ах, вам угодно знать мое имя? — И — назвал. — Ну? Дало вам это что-нибудь или не очень?

Он вздохнул:

— Не очень. Хотя может быть, что-нибудь…

Я тоже вздохнул:

— А вам не кажется, что ситуация приобретает уже, простите, идиотский характер?

Он кисло согласился:

— Кажется. — И добавил: — Наверное, мне следовало пристрелить вас сразу, а не пускаться в бесполезные разговоры.

— Эй, эй! — озадаченно протянул я. — Полегче на поворотах, милейший! И почему это меня следовало сразу пристрелить? Только из-за того, что я набил вам, pardon, фонарь? У меня самого голова гудит как пивной котел, плюс шишка на затылке, да и ребра до сих пор трещат. Однако же я не жажду вашей крови.

— Это потому, что вы без оружия, — резонно заключил он. — Ваше-то у меня.

— Спасибо за уточнение, — поклонился я. — Только не думаю, что оказался бы столь же кровожаден, как вы.

Незнакомец покачал головой:

— У меня особые обстоятельства. Согласен — убивать вас пока не стоит. Пожалуй, лучше просто покрепче связать, а потом посмотрим.

Я возмутился:

— Что значит — "посмотрим"?! И что за "особые обстоятельства"? У меня тоже "особые обстоятельства", однако же я не размахиваю пистолетом ни у кого перед носом!

— А только бьете палкой по голове, — напомнил он. — И весьма больно.

— То была не палка, — проворчал я, — а ваш факел.

— Все равно больно, — развел он руками с револьверами, и это меня рассердило.

— Послушайте-ка, — процедил я. — Или спрячьте от греха эти пушки, или я вообще больше не буду ни о чем говорить. Хотите — вяжите, хотите — стреляйте, но учтите: и то и другое выйдет вам боком — и очень скоро!

— Да-а? — удивился он.

— Да! — рявкнул я. — И эта гадина вам не поможет!

Он укоризненно поморщился:

— Фу, как не стыдно! Назвать гадиной такого великолепного пса!

Я презрительно сплюнул.

— Если это — "великолепный пес", то я — Аполлон Бельведерский!

(А восток-то алел…)

— Ну ладно… — Он запихнул оружие в карманы, и я вздохнул свободнее. Хамить невооруженному человеку — это одно, а хамить вооруженному — сами понимаете, совсем другое. Правда, оставалась, конечно, еще эта стакилограммовая скотина, да и руку в карман он мог сунуть в любую секунду.

— Итак, — потрогал он синяк. — Что вы здесь делаете?

Однако я уже снова был малый не промах.

— А вы?

Его щека дернулась.

— Это не разговор!

Но и моя щека дернулась.

— А кто сказал, что это разговор? Терпеть не могу насилия, и ежели хотите чего-нибудь от меня добиться, то мы оба должны проявить разумную откровенность. Меня, кстати, тоже оч-чень интересует, что делаете здесь вы.

Он снова пощупал фиолетовый фонарь под глазом:

— Нет, видимо, вас все-таки придется связать.

Убедившись, что немедленная расправа не грозит, я стал более покладистым: осторожно погладил шишку на затылке и кротко кивнул:

— Ладно, вяжите, хотя признаюсь, странно наблюдать уголовные замашки у человека, который на первый взгляд производит впечатление порядочного и даже едва ли не интеллигентного. А впрочем, первое впечатление всегда обманчиво. Ладно, валяйте вяжите!

Он обиделся:

— "Обманчиво"? Вы, может, тоже чего-то там производите, но ваши… ваши…

Я горько посопел носом.

— Побейте самого интеллигентного человека в мире с полчаса головой об стену, а потом натравите на него чудище из снов морфиниста — и что от этого самого интеллигентного останется? Полагаю, то, что вы видите сейчас перед собой.

Он огрызнулся:

— От скромности не умрете.

Я холодно возразил:

— Вы тоже. Даже не покраснели, когда я назвал вас порядочным.

И он — улыбнулся:

— Это врожденное свойство организма. Я никогда не краснею от природы.

Mamma mia… у меня в мозгу вдруг что-то зашевелилось, закопошилось и засвербило. Но что, черт побери? Что?..

Шагах в пятнадцати затрещали кусты, и ужасный пес, бесшумно вскочив на ноги, как стрела скрылся в зарослях.

Мой оппонент пристально уставился в чащу, и…

— Примас! — раздался его громкий голос. — Примас! Ко мне!

"П р и м а с?.."

И я расхохотался на всю Каменную Пустошь.

А через мгновение, оборвав смех и снова почесав шишку на голове, поклонился человеку с синяком под глазом в пояс:

— Доброе утро, господин М.!..

Это был настоящий военный совет. Последний военный совет перед… Чем? Боем? Не знаю, как выразиться, да только не было почему-то у меня ощущения, что все собравшиеся сейчас возле алтаря Бафомета собираются с кем-то сражаться. Позвольте, а может, они воображают, что сражаться придется мне?!

Когда вчера мы таким оригинальным способом познакомились с М., я, грешным делом, испытал некоторое облегчение, рассудив, что поскольку в район нашей дислокации заявился человек, куда лучше, чем я, знакомый со всеми здешними заморочками, то мне просто сам бог велит безо всякой там ложной скромности передать ему в руки не только проклятое Кольцо Изокарона, но и прочие бразды и вожжи этого дурно пахнущего дела.

А правда, думал я. Ну кто, кроме М., способен достойно взвалить на свои довольно широкие плечи бремя такой ответственности и чести, — сделаться славным убийцей Черного Зверя и заодно, если можно выразиться, дважды героем этих жизнерадостных мест?

Никто! И это я ему сказал.

Однако он только покачал головой:

— Не городите чепухи.

Я оскорбился:

— Почему — чепухи? Требую объяснений!

И он объяснил.

— Вы думайте хоть иногда, что говорите, — вздохнул он. — На этот раз кольцо выбрало вас — вам и отдуваться.

— Да что значит "выбрало"?! — рассердился я. — Этот ваш Учитель сказал, что все было подстроено, что меня просто решили использовать как дурачка!

М. покачал головой:

— Ни о чем таком я понятия не имею и знаю лишь то, что знал две недели назад, отправляясь в… небольшое путешествие. Кстати, и о вашем существовании мне стало известно только сейчас. — М. помолчал. — Неужели он правда умер?..

— Умер, — подтвердил я. — Но вам не в чем себя винить. Не он, так другой — я уже понял, что роли, предназначенные в этом спектакле большинству из нас, пишутся посторонними и не слишком сентиментальными драматургами. Не хотелось бы думать так же и о режиссере…

Далее я поведал М. кое-что из самых свежих новостей и, едва успел закрыть рот, как подоспели Ян с колдуном. Оба они М. чрезвычайно обрадовались, хотя Ян еще больше обрадовался Примасу. Впрочем, счастье этой пары было взаимным.

(И между прочим, с появлением Яна разрешилась еще одна небольшая загадка, мучившая весь последний час мой пытливый разум. Почему Примас — бурый? Но загадка решилась просто: Ян зашел за грозного мессира Леонарда и вскоре появился с большой тряпкой и ведром воды, позвал пса, и они удалились, а когда через четверть часа вернулись вновь, Примас был уже мокрым и отнюдь не бурым. Его походная маскировка была смыта.)