Сергей Афанасьев - Багровый город

— Спасибо, — замявшись, сказал он молчаливо стоявшим девушкам. — В какую дверь мне стучаться?

Вопрос повис в воздухе. Девушки молчали и не шевелились, словно что-то обдумывали. Даша смотрела в окно, за которым, кстати, было много каменных домов, плотно прижавшихся друг к другу, черепичных крыш, каменных мостовых, — все, правда, было одинакового — красно-черного цвета; — но это его уже не удивляло; а Оля вообще никуда не смотрела.

Потоптавшись и не получив ответа, он неуверенно подошел к ближайшей двери, надеясь на ней хоть что-то увидеть.

— Дело в том, что это моя квартира, — услышал он вдруг за спиной бесцветный голос Оли, — т. е., совсем без каких-либо оттенков.

Обернулся. Девушки поз не сменили.

— Ваша знакомая живет совсем в другом месте, — не шевеля губами произнесла Даша.

— Входите. — Это уже опять Оля.

И она шагнула первой. Но дверь распахнулась раньше ее движения. Даша вошла в другую дверь.

Машинально шагнув за Ольгой Максим очутился в огромном зале, где за колоннами не видно было противоположных стен, а в багровом сумраке терялся и потолок.

В зале было полно народу и удивительно тихо. Ни голосов, ни шороха, хотя на месте никто не стоял, и вроде даже разговаривали друг с другом.

Девушки сразу же растворились в этом странном обществе, и Максим остался один. Обернувшись, он увидел, что за его спиной тоже бесконечность зала, — широкий ряд массивных колонн, теряющийся вдали, те же люди. Он как-то лениво отметил про себя, что вроде бы от дверей не сделал и двух шагов, но это его не взволновало.

От нечего делать стал приглядываться к людям, прислонившись к ближайшей колонне. Хорошо рассмотреть смог только одежду — фраки и галстуки мужчин и очень открытые наряды женщин, но лиц людей рассмотреть не удавалось — царящий в этом мире багровый сумрак скрадывал их очертания.

Эта повисшая в воздухе тишина при общей толкотне такой огромной массы народу, эта напряженность, этот безмолвный шум, сильно утомили его.

Какими-то коридорами вышел в другую комнату. Пол уложен кафелем, целый ряд красных умывальников, сверху — душ, в полу — сливы для воды. И еще, на полу, в самом углу, одиноко стоял телевизор — шел чемпионат мира по футболу. Вроде год не тот, слабо подумалось ему. Однако сел на холодный пол, стал смотреть. В телевизоре тоже почему-то на пурпурном поле неясные игроки отбрасывали черные тени.

— Максим, — тихо раздалось за спиной.

От неожиданности он подскочил и обернулся. Оля, глядя куда-то мимо него остекленевшими глазами, не шевеля губами, опять же бесцветным голосом, словно сомнамбула, произнесла, разделяя каждое слово небольшой паузой:

— Я ошиблась. Вы не тот человек. Вам лучше покинуть квартиру. — И добавила, — Извините.

Максим не помнил, как оказался на улице. Огляделся — он стоял на каменной мостовой; позади — мощный древний замок с кроваво-красными высокими башнями; впереди, метрах в десяти — тоже какое-то крупное сооружение с большими окнами. Мостовая шла куда-то вниз. И там, дальше по холмам — дома, плотно стоящие друг к другу. И деревья…

Он долго шел по пустынным улицам. Красный свет. И все красное — красные окна и стены и крыши и листья деревьев. И всюду черные длинные тени.

Пусто.

Улочка узкая, неровная, изгибами и волнами. Много ответвлений, лазеек. Галереи в несколько ярусов.

Тишина.

Вышел к широкой свежевыкопанной траншее. Неподалеку стояли будки строителей. Два экскаватора. Четверо рабочих сидели на лавочках в тени раскидистого дерева, отдыхали.

Две маленькие девчушки — опять две? — подбежали к нему и, смеясь, подали два листка. Он машинально развернул их. Увидел, что это два последних стихотворения Высоцкого, переписанные им же самим. И тут увидел знакомых на лавках. Вернее — одного — Яшу, мужа Светланы.

Подошел, поздоровался со всеми.

— Вот, записку получил, — сказал он зачем-то.

— Да. Она была здесь. Расспрашивала про тебя. Я ей все рассказал. — Последнюю фразу Яша произнес так многозначительно, словно Максим был многоженцем, или иностранным шпионом. И, хотя это к нему не относилось, но Максим почувствовал себя неуютно и стал дальше рассматривать записки. Стихи были в некоторых местах подправлены чьей-то рукой, кое-где фразы дописаны до конца. Внизу стоял номер телефона, потом аккуратная подпись — "или лучше…" — и — другой номер. А на другом листке под стихотворением — результаты игр чемпионата мира по футболу.

И не заметил как оказался в общежитии на своей койке. Полежал, посмотрел в потолок, поворочался, повздыхал. Не выдержал, встал, пошел за хлебом в магазин и тут вдруг на улице увидел Дашу. Зачем-то пошел за ней. Та шла приятной, твердой походкой и не оборачивалась. Так они и вышли к какому-то зданию. Максим наконец-то огляделся. Вечерело. Красный закат.

Он забежал в одно из многочисленных заброшенных сооружений. То ли недостроенные, то ли наоборот — под снос, непонятно. Но, по крайней мере, в них не было дверей и дверных косяков, хотя окна были со стеклами, и везде — толстый-претолстый слой пыли.

Побежал по темной лестнице, совершенно не думая, куда. Пробегая этаж 4-й или 5-й, он с ужасом услышал внизу тяжелые глухие шаги и от страха рванул еще быстрее, хотя уже устал и еле дышал.

Где-то, совершенно не соображая, свернул с лестницы, углубился в пустые коридоры, заметался там кругами, с ужасом осознавая, что кажется заблудился.

А в пустом здании гулко раздавались неторопливые твердые шаги, и эта неторопливость пугала еще сильнее — до животного страха — своей уверенностью в обреченности жертвы.

Заметался в тупиковой комнате. Шаги уже где-то рядом. Замер, забился в угол, прикрывшись руками и стараясь не дышать — а вдруг мимо пройдет? А дыхание ни как не хотелось задерживаться и воздух с шумом выходил из легких. И на дверной проем страшно было смотреть, и он закрывал лицо и голову руками от этого ужаса.

Вот свет в проеме чуть колыхнулся и сердце упало куда-то вниз живота и замерло там. "Не может быть… Ведь должен же пройти мимо… Так нечестно…" — торопливо, перебивая друг друга неслись в голове громкие мысли. Дышать к этому времени совсем перестал.

Но в дверном проеме совсем потемнело, и кто-то вошел. Максим старался туда не глядеть, — вдруг сердце не выдержит — разорвется. Но какая-то сила тянула его — посмотри… посмотри… И он не удержался, глянул в щелку между скрещенных трясущихся рук.

Посреди комнаты стоял кто-то в темном балахоне, с большим капюшоном, прикрывающим всю голову и лицо.

Замерло все в природе.

Он смотрел, завороженный, на того, кто стоял посреди комнаты, не в силах оторвать взгляда, и все сильнее и сильнее зажимая грудную клетку, чтобы не слышно было биения сердца. А оно, наоборот, стучало все громче и громче.