Дженнифер Рардин - Двум смертям не бывать

Возмущение моих товарищей достигло апогея, и я уже сдала Мэтту первую карту, как послышался стук упавшего на пол тела. Джесси, которой вход был виден лучше, чем нам, успела зареветь: «Вампир!», когда разносчица крикнула в открытую дверь:

— Добро пожаловать!

И как прилив, затопляющий берег, хлынул в дом поток вампиров. Но уж к чему, к чему, а к драке мы всегда готовы, и у каждого из нас еще было при себе оружие, которым мы с утра вычищали гнездо.

Брэд и Оливия дрались плечом к плечу, накачивая вампиров пулями. Разносчица пиццы, измазанная собственной кровью и внутренностями Рона, пробилась сквозь огонь, схватила кресло и запустила в них — они рухнули в вихре щепок и набивки, вампиры навалились на них, киша как рой саранчи, мелькнули только в последний раз дергающиеся пальцы Брэда и послышался оборвавшийся вопль Оливии.

Деллан спалил двух вампиров, но времени перезарядить арбалет не было, пришлось перейти к рукопашной. От его кулаков три бросившиеся на него гада пошатнулись, ударами ног Деллан отшвырнул их от себя, и послышался отчетливый хруст сломанных ребер, но они навалились и его одолели. Один из них — если судить по внешности, типичная конторская крыса — схватил Деллана и швырнул головой в камин. Тог свалился, переломанный, как выброшенная кукла, а вампир подскочил и вогнал кочергу ему в сердце.

Теа расстреляла магазин, отступая к стене, где был камин, и отбивалась зольным совком. Она справлялась, пока Деллан не выбыл из борьбы — тут она отвлеклась на долю секунды, а ее противникам только этого и надо было: они налетели на нее бандой насильников, только не тело им нужно было, а кровь. Они выпили ее до дна и сожгли, а тем временем мы с Мэттом и Джесс отбивались, отступая в кухню, к задней двери, которая туда выходила. Мы рассыпали во все стороны удары, пули и арбалетные болты, воздух вокруг вскипал дымом и кровью, превращаясь в бурлящую плазму.

— Джесси, беги! — крикнула я. — Зови на помощь!

Она бросилась к двери, я подстрелила вампира, пытавшегося ее перехватить, пробила в его мозгу сквозную дыру, которая за один день не зарастет. Джесси рванула дверь на себя, вылетела наружу — но там ее уже ждала оголодавшая орда новичков, у которых еще следы от укусов не прошли. Они светились и переливались в моих нынешних глазах, видящих по-новому.

Сквозь пелену горя и непролитых слез, хоть зубы у меня стучали, как разболтавшийся двигатель, я сумела сказать:

— Что было после гибели Джесси, я совсем не помню.

— Мне очень неприятно, что ты вынуждена все это смотреть. — Кассандра сцепила руки, ногти впились в кожу, оставляя лунки следов. — Но это необходимо, чтобы ты узнала исход — и поверила.

Я давно верю, Кассандра, что я самая большая ошибка Господа Бога , подумала я, глядя, как Мэтт со мною-прежней ведет бой с врагами. Казалось, они повсюду, хотя я насчитала только четырех — просто двигались они так быстро, что драться было как с целой армией.

— Что такое? — раздался голос из моей голографической памяти — теперь я его узнала. — Они еще живы?

В комнату вошел Айдин Стрейт, и вдруг бой стих. Вампир скалил зубы, с них капала кровь наших хельсингеров.

— Убив моих людей, вы отбросили мою работу на много лет назад, вы это знаете? — Он схватил нож из стойки над столом, стоящим в кухне сразу у входа. — Это меня рассердило. А сердить Айдина — очень невежливо. Правда, дети мои?

Все вампиры энергично закивали, ежась от неприятных воспоминаний.

Только что Айдин неспешно вплывал в комнату — и вдруг размытой полосой полетел ко мне, только нож блеснул продолжением его руки.

— Жасмин!

Никогда не слыхала такого страха в голосе Мэтта, и сердце у меня сжалось, но ничем утешить его я не могла, потому что от ножа мне было не уйти. Ошеломленная скоростью атаки, осознавая свою беззащитность, я успела только всем своим существом пожалеть, что так скоро кончается моя жизнь и столько еще осталось несделанного.

И тут, оттолкнув меня в сторону, на моем месте оказался Мэтт, пытаясь отклонить лезвие, защитить меня. Я схватилась за него, пытаясь оттолкнуть его обратно, с пути оружия. У меня еще хватило наивности подумать, что мясницкий нож задержится в воздухе, даст мне время спасти Мэтта, но вся сила моей юности и моей воли не могли замедлить приближение лезвия. Я видела его движение, я хотела оказаться под ним вместо Мэтта, но время было моим врагом.

И там, на месте боя, и здесь, в гостиной Кассандры, слезы хлынули у меня из глаз, и я дернулась марионеткой, когда нож Айдина вошел Мэтту в грудь. Мой любимый рухнул на пол, и весь мой мир вместе с ним. Бездна отчаяния разверзлась подо мною, поглотив все прочие мысли.

Неудержимо рыдая, я припала к Мэтту, и Айдин, не вынимая ножа, приблизился — и ударил ногой, точно и сильно. Со сломанной шеей я свалилась на Мэтта, и смерть моя была настолько очевидна, что я-сегодняшняя прижала руки к груди, озадаченная и недоумевающая, как это у меня еще бьется сердце.

Все глаза смотрели на меня, а я не могла оторвать взгляда от трагедии, закончившей мою жизнь, какой я ее знала. Я затрясла головой.

— Я не знала, — стала я говорить. — Я не помню этого.

— Но как… — начал Бергман.

— Стыд и срам, что пришлось их убить, — сказал голографический Айдин. — Из них такие были бы морские свинки!

— Одну мы обратили по крайней мере. — Это подошла разносчица пиццы, оглядывая сцену разгрома. — На ней можно поэкспериментировать. — Она шевельнула ногой мое тело. — Ты видел, какая у нее была рожа, когда она умерла, Айдин? Очень люблю смотреть на их физиономии, когда они умирают.

И вдруг, будто в мозгу открылось окно, я вспомнила, куда девалось Рождество. Я в это время гонялась за Разносчицей Пиццы. Ага, и всадила ей тот самый шприц, которого избежала Лилиана. И долгие отключки — да, каждая из них была походом мстителя. За прошедшие год и два месяца я убила всех вампиров, что были на этой голограмме. Кроме Айдина Стрейта.

Господи Боже всемогущий! Если сегодня у меня еще дно прояснение случится, выпученные от удивления глаза просто выпрыгнут из орбит!

На голограмме ничего не шевельнулось, не раздалось ни одного звука — но вдруг все вампиры вскинули головы к потолку в углу кухни, будто что-то там повисло сверху, угрожающее самому их существованию. И так оно и было: я видела это нечто, подобное дрожанию воздуха над костром.

— Уходим! — прошипела Разносчица Пиццы. — Все на выход! Быстро!

Они бросились бежать, подобно испуганным детям, и секунду спустя их не было — только шторы еще колыхались там, где они выбежали.

— Я ничего не вижу, — сказал Бергман.

И я пожалела его, потому что я-то видела. Моя душа поднялась из тела и вытянулась, коснулась парящей в воздухе души Мэтта — морская пена, отороченная темно-синим, живой самоцвет, вдруг разлетевшийся на части, как бедняга Чарли. Почти вся она улетела в ночь, но что-то осталось, ввернулось водоворотом в мою серебристо-красную суть и осталось там, ожидая меня и сливаясь со мной.